— Что дальше? — спросил капитан, тот, что подавал команды свистом. Теперь, когда железный кулак отряда немного разжался, в его середине обнаружился «пассажир» — высокий худощавый человек в капюшоне, оставлявшем видимыми только очертания губ, и в нейтрально-темном плаще, под которым, очевидно, не было и намека на доспех.

— Осталась еще стража на этажах, — откликнулся он. — Немного. Это уже не задача. Пошлите ваших людей, пусть найдут мне коменданта, и давайте спустимся во двор. С минуты на минуту должна пожаловать смена. Если она не войдет в Башню или, хуже того, сумеет отсюда выйти, считайте, что мы пришли сюда зря.

И вовремя. Наружные, запираемые брусом ворота грохотали под чьим-то кольчужным кулаком.

— Отойдите в сторону, милорд. Вы нам мешаете. Человек в капюшоне отошел на лестницу, ведущую со двора на нижний ярус Башни, и остановился там в густой тени. Дело, которое он делал, было, видимо, важнее, чем возможность проявить личный героизм. Другой вопрос, возможно, он и не считал это героизмом.

Получив приказ, воротный страж повернул брус и растолкал тяжелые створки. Отряд вновь прибывших промчался мимо него, как будто его и не было, нырнул под решетку, гоня перед собой перепуганное, полуоглохшее эхо. Подождав, покуда все они, до единого втянутся в затененный двор, тот, кто состоял при кляче, обрубил трос, и решетка рухнула, влекомая собственным весом. Сменившийся отряд, возвратившись в родные стены, оказался заперт в собственном дворе, где из-за каждого угла, из каждой тени брызнули стрелы. Оставшихся добили ножами. Через какие-нибудь четверть часа мощенный булыжником двор устилали тела в черном — в цветах королевской стражи. Посреди побоища, ко всему равнодушная, понуро стояла белая кляча.

Там, где они проходили, косила свою ниву смерть. В подземельях и на этажах Башни были камеры, представлявшие собой нечто вроде зарешеченных ниш: углубления в кладке или просто естественные неровности скалы основания. Привлеченные неурочным светом и лязгом железа кандальники и безумцы, а чаще всего те, кто совмещал в себе оба этих качества, обглоданные грязью и болезнями, что развиваются в темноте, поднимались с гнилой соломы настолько, насколько им это позволяла длина цепей. Болты и пики не сделали для них исключения, разя без пощады и без каких-либо объяснений. Принцип, очевидно, у нападавших был один: кто видел нас — умри.

С другой стороны, это можно было бы рассматривать как ограниченное временем милосердие. Можно было и никак не рассматривать, поскольку спешка не позволяла.

— Насколько, — спросил человек в капюшоне, — все это оправданно?

Капитан рядом с ним икнул.

— У меня строгие инструкции, — пояснил он, — касающиеся в первую очередь вашей безопасности, милорд. Вопреки тому, что вы сами об этом думаете. Таково условие, на котором я здесь с вами. И, между нами, таковы вонючие правила этой дерьмовой игры.

Оба на мгновение остановились, и какое-то время казалось, что вот сейчас вояка снисходительно потреплет «милорда» по плечу. Однако уже занесенная его рука внезапно опустилась под пристальным взглядом визави, а секунду спустя из глубины коридора послышалось:

— Нашли коменданта! Передайте капитану… Скажите милорду…

«Милорд» круто развернулся на месте, плащ взлетел, захлестнув ему ноги. Капитан последовал за ним. Видимо, в его личные инструкции входило ни в коем случае не оставлять «милорда» одного.

Стол. Стул. Чахлый свет факела, снятого со стены в коридоре. На лице старика, поднятого среди ночи, узнаваемое выражение человека, которого подчиненные подвели самым роковым образом. Циник, привыкший к тому, что на его глазах люди ежедневно сходят с ума. Один против полной комнаты вооруженных людей.

— Милорд?

Человек в капюшоне взглядом отодвинул с дороги своего капитана.

— Мне нужен узник, — сказал он.

— Естественно, — с сухим смешком отозвался комендант. — Не клады же вы здесь копать задумали. А почему только один? Зачем мелочиться?

— Милорд, — дернулся капитан, — мне не нравится его тон.

«Милорд» не обратил на него внимания.

— Мы, разумеется, в состоянии вскрыть каждую камеру. Равно как и перелистать ваши регистрационные записи. Но если вы добровольно отдадите мне ключ и проводите до нужной камеры, выйдет быстрее, и я буду вам признателен.

— И, вы понимаете сами, сэр комендант, — снова вмешался капитан, — мы вынуждены будем убить всех узников, которые увидят наши лица, услышат наши голоса и впоследствии смогут опознать нас перед королевским судом.

— Жестокий принцип вашего выживания мне очевиден, — задумчиво произнес комендант, пододвигая себе стул и садясь. — Сколько у вас людей?

— Достаточно, — сказал человек в капюшоне, — чтобы до рассвета творить здесь все, что нам вздумается.

— Вы честолюбивы? — неожиданно спросил тот.

— Думаю, да. — Человек, возглавлявший вторжение, позволил себе быструю усмешку.

— Храбрый молодой человек, — сделал свой вывод комендант. — На руках — перчатки, по рукам не определишь, но — достаточно молодой, судя по походке, осанке и рисунку губ. Вдобавок честолюбивый. Все вы думаете, что способны съесть политику, а в результате она всегда жрет вас. Люди вашего типа слишком часто становятся моими гостями.

— Не сегодня, — мягко поправил его «молодой человек».

— Кто знает. Вероятно, по пути сюда вы уже видели, во что Башня превращает людей вашего сорта. Поверьте, когда их сюда привозят, в массе своей все они весьма незаурядны. Когда я был в вашем возрасте, я совершал подвиги, любил юных красавиц и не мечтал возглавить самую зловещую из королевских темниц. Вы не женщину, случайно, ищете?

— Неужели здесь содержат женщин? — надо сказать, прозвучало это не слишком удивленно.

— Значит — нет? Я, право, надеялся с удовольствием сообщить вам, что принцессы Амнези нет в моих стенах, и ваш рейд пустой. Разве не она сегодня самая модная узница?

— Меня не интересует принцесса Амнези, — сказал человек в капюшоне. — Не настолько. Приступайте, капитан. Отыщите мне личные дела. Там должны быть отмечены номера камер и переводы, если они были.

Капитан окинул взглядом стол с неряшливыми следами ужина, поднял край скатерти, запятнанной вином, убедился в отсутствии потайных ящиков. Прошел комнату наискосок, кинжалом взломал нехитрый замок узорчатого шкафа. Из распахнутых створок пахнуло старой плесенью и все тем же вином, которым, видимо, комендант скрашивал себе однообразные будни.

— Ха-ха, — вредно сказал комендант. — Разве я — монастырский писака? Все их имена здесь! — Он постучал себя по лбу согнутым пальцем. — А дела их валяются где-нибудь в приказе, где чиновники стирают с них пыль. Как думаете, за что я получал жалованье при трех королях? За то, чтобы посылать молодчиков вроде вас туда, где им самое место!

— У него нет родственников в городе, — вполголоса доложил «милорду» его капитан. — Мы не можем на него надавить. Разве что прижечь его…

— Я старый человек, — заявил комендант. — Мое сердце не выдержит боли и остановится в самый неподходящий для вас момент. Вы только зря потеряете драгоценное время. А чем еще вы можете меня застращать? Что вы способны мне предложить? Я видел вас и слышал ваши голоса. Я в состоянии опознать вас перед лицом королевского правосудия. Уж не думаете ли вы, что я куплюсь на лживое обещание оставить меня в живых теперь, когда я уже почти готов назвать ваше имя?

Узловатый палец почти уперся в грудь человека в капюшоне.

— Вы, может, думаете, будто эта штука на лице надежно защищает ваше инкогнито? Ничего подобного! Я обязан знать тех, кто так или иначе может скоро пожаловать ко мне в гости. Мне знакомы эти губы. Этот повторяющийся в поколениях рисунок в свои времена сводил с ума королев. Честное слово, юноша, подвизались бы вы лучше на том поприще!

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату