Пантократора, Братислава. Они растили тебя с первой твоей минуты.
— Ну с Пантократора. Вы же знаете, как осточертела мне эта воскресная школа! Командир…
— Что?
— Они бы все равно налетели.
Норм вздыхает:
— Не вопрос. Идиотизм — штука симметричная. Что с тобой делать, Братислава? Предложения есть?
Предложений у Морган нет.
— Если бы это сделал один из эсбэшных братцев, своею рукой бы пристрелил, сочтя за вредительство, — констатирует Норм, с непередаваемой гримасой оглядываясь туда, где сидит со своей чашкой кофе очень смирный Кэссиди. — Наши дипломаты, конечно, будут вопить о налете, но теперь им есть чем рты затыкать. Передашь отделение Ламме, а сама отправишься в Третье, разнорабочей.
— Бессрочный наряд?
— Именно.
— Слушаюсь. Разрешите обратиться, командир, чиф.
— Ну?
— Эти птицы должны где-то гнездиться. Выследить их, а потом… — Она схлопывает ладони, так что вздрагивают все, кто это слышат. — Сейчас, как никогда нужен будет каждый, кто умеет стрелять.
— Понадобишься, — ласково говорит Норм, — позову. Вольно. Дай мне сюда Мари Люс… Эстергази.
Мари выбирается из кабины, опираясь на руку своего рыцаря. Рубен возле нее, будто так и надо. Если кому хочется, может взирать на них с осуждением, а у Брюса на это сил уже нет. На плечах у нее его куртка, беззащитные бледные ноги всунуты в мокрые тапочки, но — в носках. Мы все сейчас нелепы, артисты погорелого театра.
— Вот, — говорит она и протягивает Норму Рог. Тот не делает ни движения ей навстречу.
— Я знаю, это важная вещь. Стационарный комплекс-анализатор разбит, и если вы хотите… станете… словом, если нам придется есть то, что здесь есть, без этой вещи нам не обойтись.
— Вы умеете с ним обращаться?
— Думаю, да.
— Хорошо. В таком случае пусть Рог у вас и остается. Вы будете за него отвечать. Миз Монти у нас теперь нет, вам придется ее заменить. Я прошу не слишком много?
— Я не знаю. Вы мне доверяете — настолько?
— Ни у меня, ни у вас нет выбора, мадемуазель. Учитывая, что вы полезли за Рогом под обстрел, вы это понимаете. Ну или вы не понимаете, что такое обстрел, но тем не менее…
Мари бледно улыбается.
— А мои инфочипы? Они целы? Вы позаботились о них?
Норм молчит, обдумывая торговлю.
— Да, — наконец говорит он. — Мы их вытащили. Каждый из них защищен паролем, при взломе информация самоуничтожается. Читать их можете только вы. Что там? Копия научного архива экспедиции, как утверждает Служба безопасности?
— Ваши коллеги собирались получить этот ответ под пыткой в медицинской капсуле.
— Они мне не коллеги. Я бы не допустил этого в любом случае и сейчас готов довольствоваться вашим словом. Вы знаете меня, Мари.
А я вас совсем не знаю — вот что за этими словами. Рубен видит в ней Гвиневеру Зиглинды, я, Брюс, на какой-то миг поверил, что это Моргана, укравшая меч — а я ей помогал! — а Норм вознамерился сделать из нее Нимуэ, что заменит нам Мерлина. Хотя мы, чего уж там, выбрали бы Мерлина, когда бы могли выбирать.
— Я предпочитаю называть это материалами для моей книги.
— Это была бы достаточно скандальная книга, не так ли?
— Мне важно, чтобы она не была глупой. Взглянем на вопрос иначе. Почему информацией, имеющей общечеловеческое значение, располагает только часть человечества? Как на это смотрит Пантократор?
— А при чем тут общечеловеческое? Мы ведь только с ваших слов знаем, что вы журналистка. Прекрасная профессия, объясняющая интерес ко всему.
Мари вздыхает:
— Сейчас, когда у вас — я правильно понимаю? — нет ничего, кроме этих моих… копий… это так важно?
— Я сделаю, что смогу.
Норм усмехается — первый раз за утро:
— Больше не сделаю и я.
Неслышно подходит Эдера в наброшенном на плечи пледе в коричневую клетку. Брюс косится на нее с плохо скрытой неприязнью, а Норм — тот ничего, даже не кривится. Психолог рабочих групп, персонал при руководстве. При любом руководстве, заметим. Кто бы ни руководил. Он ее — Брюс нервно хихикает — унаследовал. Как сказал бы сам Рассел: никто не обещал, что будет легко.
— Вы думаете, они вернутся? Пауза.
— Да. Это целесообразно.
— Но… что же нам делать? — И ждет, что он решит. Вот тут — Брюс нутром чует! — мать бы обозлилась.
На этот вопрос оборачивается уходящая Мари Люссак, отводя руку Рубена, поддерживающую ее за плечи, — сознание фиксирует их обоих рядом. Поворачиваются все, и ждут его слова. Даже малыши в УССМах прижались рожицами к стеклам кабин: им уже надоело ждать. Андерс с белым лицом и остановившимся взглядом, похожий на утомленного енота, заравнивает могилу.
— По машинам, — говорит Норм.
Выбора, будь он проклят, никогда нет.
— Это был удар возмездия, воздаяние равной мерой, и я выпустил эскадрилью до того, как Пантократор объявил мораторий на вмешательство извне.
Он, разумеется, знал, какой сценарий будет разворачивать Пантократор.
— Это был ночной бандитский налет, — возразила Натали Эстергази. — Зачистка с расчетом, что никто не уйдет живым. Они расстреливали спящую деревню.
Президент Люссак с интересом услышал ее голос: по голосу лучше, чем по лицу, читаются чувства и познается характер. Лицо обманет, а голос выдаст, он хорошо знал это свойство, а потому сам всегда говорил снисходительно и доброжелательно. Голос неуязвимого человека, который в курсе насчет своей неуязвимости и потому может позволить себе презирать других.
Натали Эстергази уязвима. У нее невыразительный негромкий голос, таким голосом женщины говорят о том, что действительно имеет значение. Люссак начинает понимать, почему ее взяли. Эта бедняжка действительно верит, что играет за команду Добра.
— Можете вы отозвать ваших брави? — спросила их главная, Приматора Ариадна.
— Увы, — Люссак даже развел руками, якобы от сожаления. — Я предоставил эскадрилью в распоряжение менеджера Ии для равновесия сил. У Новой Надежды на планете официальное воинское подразделение, так что все в пределах правил. Ночные Волки не являются группой космического базирования: это атмосферники, они никуда не денутся с Авалона, если их не примем на борт вы или я. Если это произойдет, вы вправе их арестовать. И в состоянии это сделать, замечу. А пока они остаются на планете, ничто не нарушает нашего предварительного соглашения. ССО Новой Надежды точно так же в состоянии повредить им. Если сумеют, конечно. Кто-нибудь вспоминал об этике, когда взрывали
