— Мой отец министр, — буркнула Волчица. — Уже, — и по голосу было ясно, что извиняться она не привыкла и что ее не интересуют ни генетика, ни тем более ботаника. Как их нынче учат? Ни групповых стратегий, ни командной психологии — только сбивать? Так-то оно проще, да. Каждый был бы просто чемпион…
— И что ты ему расскажешь? Как на бреющем расстреливала мирных фермеров?
— Мирных, ой! У вас ар-ми-я! Скажешь, нет?
У нас эскадрилья летающих комбайнов… сиречь бульдозеров, которые сгодились ошеломить вас на раз, а в другой раз мы еще что-нибудь придумаем.
— Вот придем к нашим, я тебе покажу, что это за армия. Водители, строители и подсобные рабочие моложе тебя. Хм… эту планету следовало назвать не Авалоном, но Аламо.
— Есть такая штука, игрушка. Приказ. Его надобно выполнять: вон из шкуры, кровь из носу.
— А если бы тебе приказали… залить плазмой деревню, в которой либо есть партизаны, либо их нет? Нажать на пульте кнопку и превратить планету в астероидный пояс? Расстрелять… ну… огромную обезьяну, засевшую на шпиле небоскреба — чудо природы, которое больше нигде и никогда? Есть такая штука, дитя, — стыд. Я знаю, каково это: перекрестье прицела, и у него тоже пушка, и правила игры известны обоим. Между чьим-то исходным интересом и гашеткой множество преград. Между твоим пальцем и гашеткой — только твоя совесть. Однажды оказывается, что это
— Сразу видно, что ты не солдат.
— Я… просто довольно сильно ценю жизнь.
— Извини. Они не должны были тебя так называть. Ты классно летаешь, видимо, заточен под это, игрушка, но это ж не повод… А тебя для мальчика делали или для его мамы?
Рубен засунул руки в карманы и отвернулся в нелепом возмущении. Обалдеть. Писюха сравнивает меня со мной. Не в мою пользу!
— Во мне половина его генов. Я клонирован с его сына. Как меня назвать — его дело и его право.
А вот про маму не будем, ладно?
— Назвать могли, если у мальчишки ума нет, но ты не должен так называться. Это святотатство. Эстергази для Зиглинды слишком большое слово. Он герой. Сама смерть поставила его лишь на одно колено, если ты понимаешь, хотя прочих она кладет на лопатки. Если бы Зиглинде нужен был бог, то вот он.
— Эстергази такие же люди, как все. Им так же больно и страшно умирать.
Волчица скорчила мину.
— Мне абсолютно наплевать на Эстергази. Кто они такие? Империя кончилась, и их родина — вместе с ней. Все свободны, всем спасибо. Жалкие бездомные обломки. Ничего. Найдется кто-нибудь, ужо научит их родину любить.
— Не ты ли, красавица? Найдешь себе подходящего Эстергази и будешь его учить, а?
Она скорчила мину.
Вот она, новая Зиглинда. Нравится? Не жила при империи ни дня, но уверена, что все там было плохо. И попробуй только возразить. Имя ей мое не нравится, хорошее дело. То есть имя-то как раз нравится. Рубен мысленно хмыкнул. Даже слишком. Интересно, а если бы я назвался
Славный сын Зиглинды, символ ее и бог. Большой Гросс чтит мою память, с него станется. Что бы сказали на родине, если бы узнали, что этот бог — воскресающий?
Утром Брюс видел разбомбленную колонию, сейчас в сиреневых сумерках он имел возможность наблюдать разбомбленное общество. Люди — приличные, современные, большей частью интеллигентные! — до них только теперь начало доходить, что они погибли. Редкий десантник выживет, сказал как-то Норм, если отобрать у него консервы, биотуалет и запас питьевой воды.
Мы не будем двигаться ночью, чтобы не включать фар. Мы, вообще говоря, к вечеру уже вообще не способны двигаться, учитывая, что утром были спешены.
Когда решали, что взять, что оставить, Норм велел забрать палатки, термоодеяла и спальные мешки. Предполагается, что самым страшным врагом будет ночной холод. Днем-то на марше Брюс под вещмешком вспотел, а вечером, прохаживаясь по лагерю из конца в конец и ища, не нужен ли кому, почувствовал, как мороз подбирается к нему.
На первом же привале Норм распределил ССО, приписав каждого бойца к группе гражданских. «Ты — к медикам!» Брюс сперва хотел возразить: мол, негероично, а я сегодня весь из себя — ты меня на бульдозере видел, нет? — и что у нас, девчонок на эту должность не хватает, но передумал, когда отчим сказал вполголоса, что «им больше нужно». Это сейчас нет больных, а после — будут. Кому их ворочать? У них до черта груза, у медиков, и это тот груз, который мы не можем бросить. Неизвестно, насколько это все затянется, будем надеяться на лучшее и готовиться к худшему. Пересчитать консервы, ввести паек. Раздать обеззараживающие таблетки, чтобы можно было пить местную воду. Да, я знаю, что вирусов и бактерий, совместимых с нашим организмом, тут нет. Вы ручаетесь, что это могут пить дети? Нет? Тогда у вас есть полчаса — подумать. Что у нас тут можно есть из подножного? Я знаю, что только нами же и посаженное/ выпущенное плодиться и размножаться. Морган съела первое яблоко, значит — теоретически возможно. Да, безбашенная дура, но тем не менее опыт есть и этот опыт — положительный.
Мари Люссак упала в обморок, когда Норм бросил ей на колени кролика: как можно употреблять естественные протеины? Можешь не употреблять, желающие найдутся, твое дело сказать, из нашей ли он пищевой цепочки, этот несчастный кролик. Заодно таким нехитрым образом Норм рассчитывал наладить учет левых пищевых продуктов. Мало ли кто поймает кролика, птицу или рыбу: он или съест ее на свой страх и риск, или же, принеся ее в колонию, включит ее в общий рацион, потому что консервы только для детей. Мы все здесь цивилизованные люди, прошедшие в школе курс ОБЖ. Психологически — они будут проверять. Морган, оказавшаяся поблизости, предложила дать барыньке понюхать носок, однако встретила неудовольствие чифа, и инициатива ее увяла.
На первый взгляд весь табор превратился в один большой ССО. Всем раздали куртки защитного цвета, с подогревом, стеганые брюки и непромокаемые походные ботинки, а также шапки-шлемы с застежкой на подбородке. Над стоянкой натянули камуфляжную сеть.
Подогрев. Это будет сложно. Подогревом велено пользоваться только в случае непосредственной опасности для жизни, когда придется выбирать: обнаружить себя или насмерть замерзнуть. Сбившаяся в кучу колония, включившая свои спальники и куртки, в инфровизоре будет полыхать, как вулкан. Немного, правда, помогут нам армейские палатки: их отливают из легкой и прочной синтеткани — в кармане можно унести! — поглощающей тепловые излучения. Естественный фон человека они, скажем, скроют, и даже активированный спальник, но злоупотреблять не стоит.
Тело способно нагревать пространство, внушительно сказал Норм. Используйте этот ресурс прежде других. Другие ограничены.
Гражданские растеряны. Аккумуляторные печи мы даже и брать с собой не стали, не говоря о том, чтобы на себе тащить, а готовить на открытом огне цивилизованный гражданин не умеет. Кое-как вскипятили воду и сейчас бранятся — чаем обожглись! Ну да, в цивилизованной кухне ты сам задаешь удобную для тебя температуру готовой пищи, а как указать ее дикому огню? Как можно это давать детям?
Словом, решение есть с открытого огня понимания у народа не вызвало. Утешались лишь тем, что это ненадолго.
Брюс вновь посмотрел в вечернее небо. Прояснилось — это к морозу. Отец все еще не вернулся. У него давно уже нет топлива. Мари, наверное, тоже беспокоится. Она в палатке одна, с ней Рог, инфочипы, записи. Кролика, она сказала, можно есть, но сама не стала. Кэссиди по этому поводу заметил, что это дурной знак, что подозрения с нее до сих пор не сняты, и если она перетравит тут всех, то, может, это и есть ее задача. Норм на это ответил ему, что лично он вообще ни с кого тут еще не снял подозрений. В последний раз Брюс видел тушку в руках Морган: подвесив ее на ручку бульдозера за задние лапы, та проводила принудительный мастер-класс для ССО и всех, кому интересно, как надо. Сперва обдираем шкуру
