Происходившее от начала до конца сильно смахивало на сцену из дешевой мелодрамы, разве что в ней отсутствовали обнаженные тела.
Гарп поблагодарил хозяйку за любезное приглашение посмотреть телевизор. И через два часа они уже были во Франкфурте, где пересели на самолет до Нью-Йорка. В самолете они больше не чувствовали присутствия «Прибоя», даже Хелен, которая панически боялась летать. Свирепый «Прибой» насытился.
Пролетая над Атлантикой, Гарп повторял про себя последние слова матери: «Большинство из вас знает, кто я». Фраза, достойная ее жизни.
— Большинство из вас знает, кто я, — прошептал он вслух. Данкен уже спал, но Хелен услышала эти слова, потянулась через проход и протянула ему руку.
На высоте нескольких тысяч футов над уровнем моря Т. С. Гарп беззвучно плакал, возвращаясь в свою страну, в которой так много насилия и где ему в скором времени предстояло прославиться.
17. Первые феминистские похороны, а также похороны иные
«С тех пор как умер Уолт, — писал Гарп, — я ощущал свою жизнь как эпилог».
Когда умерла Дженни Филдз, его душевное смятение еще возросло — по-видимому, в ходе времени был некий потаенный смысл. Но какой?
Гарп сидел в нью-йоркском офисе Джона Вулфа, стараясь проникнуть в суть неведомых предначертаний, связанных со смертью матери.
— Я не давал разрешения на похороны, — сказал Гарп. — Как же они могут состояться? И где тело, Роберта?
Роберта Малдун терпеливо объяснила ему, что тело там, где Дженни хотела его видеть. И в конце концов, дело не в нем. Это будет поминальная служба, о похоронах вообще можно не говорить.
«В Нью-Йорке состоятся первые феминистские похороны», — сообщали газеты.
Полиция предупреждала, что ожидаются беспорядки.
— Первые феминистские похороны? — удивился Гарп.
— Она так много значила для стольких женщин… — сказала Роберта. — Не сердитесь. Она ведь принадлежала не только вам.
Джон Вулф округлил глаза.
Данкен смотрел в окно — сорок этажей над Манхэттеном, как будто опять в самолете, с которым только что расстался.
Хелен звонила в соседней комнате. Пыталась связаться с отцом, живущим в старом добром Стиринге. Она хотела, чтобы он встретил их в Бостоне, когда они прилетят из Нью-Йорка.
— Ну хорошо… — медленно сказал Гарп, держа на коленях маленькую Дженни Гарп. — Хорошо… Знаете, Роберта, я этому не рад, но все равно пойду на похороны.
— Пойдете? Вы? — удивился Джон Вулф.
— Ни в коем случае! — заявила Роберта. — Вам просто нельзя идти.
— Знаю, — сказал Гарп. — Но вы правы: мама была бы довольна. Поэтому я и пойду. Что же там будет?
— Всякие речи, — объяснила Роберта. — Вам не надо ходить.
— Почитают отрывки из ее книги, — добавил Джон Вулф. — Мы уже дали несколько экземпляров.
— Вам, Гарп, идти не следует, настойчиво повторила Роберта. — Пожалуйста, не ходите.
— Мне хочется пойти. Обещаю не свистеть и не шикать, какие бы глупости ни говорили. У меня тоже есть кое-что интересное, могу почитать. Вы знаете, что она написала, когда ее назвали феминисткой? (Роберта и Джон Вулф переглянулись. Оба были убиты горем.) Вот послушайте, — продолжал Гарп. — «Я не люблю, когда меня так называют. Это ярлык. Когда я писала о своем отношении к мужчинам, о том, что хочу жить по собственному разумению, я не считала себя феминисткой».
— Не буду с вами спорить, Гарп, — сказала Роберта. — Во всяком случае, сейчас. Вы прекрасно знаете, она говорила и другое. И она действительно была феминисткой, нравилось ей это или нет. Она лучше всех показала, как попираются права женщин; она отстаивала право женщин жить собственной жизнью, согласно своему выбору.
— Да? — спросил Гарп. — Неужели она и правда верила, что все беды, которые выпадают на долю женщины, случаются с ней только потому, что она женщина?
— Глупо так рассуждать, Гарп, — сказала Роберта. — Вы что, считаете нас всех джеймсианками?
— Пожалуйста, прекратите, — взмолился Джон Вулф.
Дженни Гарп громко пискнула и шлепнула Гарпа по колену; он удивленно посмотрел на малышку — похоже, совсем забыл, что у него на коленях живое существо.
— Что ты, маленькая? — спросил он. Но она уже успокоилась и стала разглядывать видимые только ей картинки на стенах офиса.
— И когда состоится это собрание? — спросил Гарп у Роберты.
— Сегодня в пять, — ответила она.
— Я думаю, специально выбрали такое время, чтобы все секретарши Нью-Йорка ушли с работы часом раньше, — сказал Джон Вулф.
— Не все женщины в Нью-Йорке работают секретаршами, — заметила Роберта.
— Но только секретарши бывают очень нужны между четырьмя и пятью, — пояснил Джон Вулф.
— Надо же! — удивился Гарп.
Вошла Хелен и объявила, что не может дозвониться до отца.
— Тренирует борцов, — предположил Гарп.
— Спортивный сезон еще не начался, — сказала Хелен.
Гарп сверился с календариком на часах (они показывали еще европейское время, которое на несколько часов расходится с американским; последний раз он переводил их в Вене), но и без часов знал, что спортивный сезон в Стиринге откроется только после Дня Благодарения. Хелен была права.
— Я позвонила в школу, мне сказали, что он дома, — объяснила Хелен Гарпу. — А дома никто не отвечает.
— Возьмем напрокат машину в аэропорте, — успокоил ее Гарп. — Во всяком случае, раньше вечера мы отсюда не улетим. Я должен пойти на эти проклятые похороны.
— Не должны, — упорствовала Роберта.
— Ты просто не можешь туда идти, — поддержала ее Хелен.
Роберта и Джон Вулф опять приуныли. Гарп, видимо, не понимал, в чем дело.
— Не могу? Что ты хочешь этим сказать? — спросил он.
— Это феминистские похороны, — пояснила Хелен. — Ты прочитал статьи или только одни заголовки?
Гарп бросил укоризненный взгляд на Роберту Малдун, но она смотрела на Данкена, обозревавшего Манхэттен в подзорную трубу.
— Вам опасно туда идти, Гарп, это верно, — подтвердила Роберта. — Я не стала ничего говорить, не хотела вас расстраивать. Но идти туда просто неблагоразумно.
— Значит, мне запрещается туда идти? — удивился Гарп.
— Это — похороны исключительно для женщин, — сказала Роберта. — Женщины любили ее, и женщины ее оплачут. Так мы это себе представляем.
Гарп уставился на Роберту.
— Но я тоже любил ее, — заявил он. — И я ее единственный сын. Вы хотите сказать, что я не могу участвовать в этом шабаше потому, что я мужчина?
— Я просила бы вас не называть наше прощание с ней шабашем, — сказала Роберта.
— А что такое шабаш? — поинтересовался Данкен.
Дженни Гарп снова запищала, но на этот раз Гарп даже не услышал ее. И Хелен взяла у него дочку.
