— Ну так это еще не все, — произнес Роджер. — У тебя не только мой шар, но и мой «лендровер».
Роджер не спеша закурил сигарету, он явно не торопился выбраться из темной разбитой кабины.
— На вашем месте я бы включил фары, — посоветовал я. — А толстяку надо скорее выбраться из вашей машины. И лучше бы не курить, крутом разлит бензин.
Роджер не обратил внимания на мои слова и, продолжая дымить, молча сидел в темном чреве второго «лендровера». Сидевший вниз головой толстяк опять крикнул свое: «Это ты, Роджер?», словно ему повторно прокрутили только что приснившийся сон.
Вернувшись домой, я поспешил позвонить в полицию. Случись столь вопиющее нарушение дорожных правил днем, я бы непременно сам занялся им, но случай был явно особенный: любители кегельбана перепутали не только шары, и я решил предать их в руки закона.
— Полиция? — спросил я.
Я хорошо знаю, что можно ожидать от нашей полиции. Наша полиция не очень-то любит арестовывать людей; сколько ни сообщай о злостных нарушителях дорожных правил, толку никакого. Говорят, что есть особая категория граждан, которых полиция задерживает с удовольствием, но лихачи- водители к ним не относятся. А потому она и не жалует борцов с такими нарушителями общественного порядка.
Я сообщил местонахождение пострадавших машин и в ответ на традиционный вопрос, кто обратился в полицию, ответил: «Роджер».
Зная своих полицейских, я не сомневался, эта информация для них важнее всего. Они любят пощекотать нервы тому, кто их потревожил. И, ясное дело, прибыв на место происшествия, они тут же принялись допекать Роджера. Я видел, как они оживленно беседуют с ним, стоя под фонарем, но разговор до меня доносился лишь урывками.
— Да, он Роджер, — то и дело повторял толстый любитель кегельбана. — Это он, он самый.
— Говнюки, я не тот Роджер, что вызывал вас, — клялся Роджер.
— И это верно, — подтвердил толстяк. — Этот Роджер, озолоти его, не обратится в полицию.
Спящая округа вскоре огласилась криками полицейских:
— Эй, Роджер! Здесь есть еще Роджер?
— Роджер! — завопил толстый любитель кегельбана.
Но все темные дома квартала, включая и мой, благоразумно безмолвствовали. С первым проблеском дня здесь все равно ничего не останется. Кроме разве что пятен бензина и осколков стекла на асфальте.
Испытывая огромное удовольствие при виде искалеченного автомобильного транспорта, наблюдал я за сценой, затянувшейся почти до рассвета. Сцепленные громоздкие «лендроверы» были растащены в стороны и отбуксированы: со стороны они казались двумя изнемогшими носорогами, застигнутыми во время совокупления. Роджер и толстый любитель кегельбана, размахивая шарами, спорили до тех пор, пока не выключились уличные фонари, после чего, словно по сигналу, пожали друг другу руки и разошлись в разных направлениях — разумеется, пешком, и с таким видом, словно знали, куда идти.
Утром ко мне в дом все же заявилась полиция, заинтригованная загадочным существованием второго Роджера. От меня, впрочем, они ничего не узнали.
— Если что-нибудь подобное опять случится, немедленно дайте нам знать, — сказали они и не солоно хлебавши отбыли.
К счастью, я не так часто испытываю потребность прибегать к услугам полиции; с обычными нарушителями справляюсь сам — одной беседы бывает достаточно. Все же как-то мне попался лихач, повторно превысивший скорость в моем квартале. Это был весьма дерзкий молодой человек, сидевший в кабине кроваво-красного грузовичка с мрачно-желтой рекламой на дверце кабины: «О. Фекто, владелец и главный водопроводчик».
С повторными нарушителями я не церемонюсь и сразу перехожу к делу. Молодому человеку я заявил прямо:
— Сейчас же зову полицию. И звоню твоему боссу, старине Фекто. Мне надо было позвонить ему в первый раз.
— Мой босс — это я сам, — ответил парень. — И главный водопроводчик тоже я. Так что катись отсюда к едреной матери.
И я сразу понял, что передо мной действительно сам О. Фекто, наглый, преуспевающий юнец, плевать хотевший на закон и порядок.
— В нашем пригороде много детей, — заметил я, — двое из них — мои.
— Ага, — протянул юный водопроводчик. — Вы уже это говорили. — И он прибавил обороты, мотор зафырчал, как будто прокашлялся. На лице нарушителя появилось слабое подобие угрозы — под стать слабому подобию бородки, украшавшей еще мальчишеский подбородок. Я взялся за дверцу — одну ладонь положил на приспущенное стекло кабины, другую — на ручку.
— Пожалуйста, не превышайте больше скорости в этом квартале, — попросил я.
— Ага, буду стараться, — согласился О. Фекто.
Наверное, на этом бы все и закончилось, но водопроводчик закурил сигарету и улыбнулся. И я увидел в этой бессмысленно нагловатой улыбке дьявольскую ухмылку мирской скверны.
— Так и знай: попадешься еще раз — воткну твою рекламу тебе в задницу!
Какое-то время мы молча пялились друг на друга — О. Фекто и я. Затем водопроводчик врубил скорость, что есть сил рванув на себя переключатель передач. Я едва успел отскочить назад к обочине и в водосточной канаве заметил маленький железный самосвал без передних колес. Я схватил игрушку и бросился вслед за грузовичком О. Фекто. Через пять кварталов я почти догнал его, размахнулся и что есть силы запустил в него самосвалом: шум он произвел изрядный, но вреда не причинил никакого. О. Фекто, однако, резко затормозил. При этом из кузова вылетели штук пять длинных водопроводных труб, а один из контейнеров изрыгнул отвертку и несколько мотков толстой проволоки. Водопроводчик спрыгнул с подножки кабины, с силой захлопнув за собой дверцу: в руках он держал большой гаечный ключ. Я сразу понял, он из тех, кто пуще глаза бережет девственную нетронутость своей собственности на колесах. Схватив пятифутовую[36] трубу, я развернулся и ударил ею по левой задней фаре. Я уже давно заметил, все кратное пяти само плывет в мои руки. (Кстати, объем груди у меня при вдохе — пятьдесят пять дюймов[37].)
— У вас разбита задняя фара, — заметил я. — С такой неполадкой ездить запрещено.
— Я позову полицию! — завопил О. Фекто. — Ублюдок недоделанный!
— Это акт гражданского задержания, — сказал я твердо. — Вы, молодой человек, превысили скорость и угрожали жизни моих детей. И в полицию мы отправимся вместе. — С этими словами я просунул трубу под номерной знак, поддел его и сложил пополам, как письмо.
— Только дотронься еще раз до моей машины — беды не оберешься.
Я продолжал стоять, легонько поигрывая железной трубой, казавшейся в моих руках не тяжелее бадминтонной ракетки: небрежно размахнувшись, я разбил и вторую заднюю фару.
— Это еще когда будет, парень, а ты уже, считай, попал в беду. Еще раз появишься в наших краях, так чтобы на первой и с горящими фарами.
«Только сперва придется их починить», — злорадно подумал я, помахивая трубой.
В эту минуту из соседнего дома вышла пожилая дама, привлеченная шумом. Меня она сразу узнала: я не раз настигал нарушителей на ее углу.
— Бог в помощь! — приветствовала она меня.
Я улыбнулся в ответ, и она заковыляла в моем направлении, то и дело останавливаясь и поглядывая на свой ухоженный газон, — ее внимание привлек валявшийся на траве игрушечный самосвал. Дойдя до него, она с явной брезгливостью подняла самосвал и дала мне. Я кинул игрушку вместе с осколками разбитого стекла и пластика (все, что осталось от задних фар) в кузов пикапа. У нас в округе очень следят за чистотой, и сам я ненавижу мусор. Тренируясь на шоссе, я столько его навидался, что на всю жизнь хватит. Затем я подобрал с мостовой остальные трубы и тоже отправил на место, а той трубой, что, подобно копью, оставалась у меня в руке, подгреб отвертку и мотки проволоки, откатившиеся к обочине. О. Фекто поднял свое добро и сунул обратно в контейнер.
