— Сейчас же уходите отсюда, — велел ему Гомер.
— Гомел! — крикнул из коробки Давид Копперфильд.
— Дурак, не Гомел, а Гомер, — поправил его Кудри Дей.
— Гомел! — опять крикнул его крестник.
— Пожалуйста, выметайтесь отсюда, — повторно приказал Гомер.
— Что там у тебя? — не унимался Кудри Дей и протянул к подносу руку.
Гомер успел перехватить чумазую ручонку и вывернул ее за спину, удерживая при этом поднос с младенцем с ловкостью жонглера. Кудри попытался бороться.
— Ой, — воскликнул он.
Давид Копперфильд встал на ноги в коробке, но потерял равновесие и опять сел на дно. Гомер чуть-чуть дернул вверх заведенную за спину руку, Кудри согнулся пополам и уперся лбом в край коробки.
— Пусти, — взмолился он.
— Пущу, если сейчас же исчезнешь. Идет? — сказал Гомер.
— Идет, — ответил Кудри Дей. Гомер отпустил его, и мальчишка прибавил: — С тобой шутки плохи.
— Точно, — согласился Гомер.
— Гомел! Гомел! — все кричал стоящий в коробке Давид Копперфильд.
Кудри Дей вытер нос драным рукавом и, резко дернув коробку, уронил своего пассажира.
— Ты что! — захныкал малыш.
— Замолчи сейчас же, — приказал ему Кудри.
И потащил ящик к выходу, бросив на прощание грустно-покорный, полный немой мольбы взгляд. Он тащил ящик, покачиваясь на ходу — легко ли тащить такую тяжесть! Гомер обратил внимание, что ботинки у Кудри надеты не на ту ногу, один шнурок развязался. Но он больше не стал выговаривать ему, это уж было бы слишком, Кудри был выдумщик и неряха. Но выдумку надо поощрять, она важнее опрятности. Тем более для сироты.
— Пока, Кудри, — сказал Гомер вслед согнутой спине мальчика, незаправленная рубаха свисала у того до самых колен.
— Пока, Гомер, — ответил, не поворачиваясь, Кудри. Когда он поравнялся с провизорской, оттуда вышла сестра Эдна.
— Надеюсь, ты не собираешься здесь играть, — строго проговорила она.
— Мы уже уходим, уходим, — заверил ее Кудри Дей.
— Медна, — закричал со дна коробки Давид Копперфильд.
— Не Медна, дурак, а Эдна, — поправил его Кудри.
А Гомер как раз подошел к открытой двери кабинета сестры Анджелы; д-р Кедр сидел за машинкой, но не печатал, а смотрел в окно, даже лист бумаги не был заложен в каретку. В отсутствующем выражении его лица Гомер заметил ту счастливую отрешенность, какую вызывали пары эфира, когда д-р Кедр удалялся в провизорскую «немного вздремнуть». Наверное, это греющее душу состояние д-р Кедр умел вызывать, просто глядя в окно. Гомер думал, что д-р Кедр эфиром заглушает боль; он подозревал, что в Сент-Облаке у всех всегда что-то болит, и д-р Кедр призван эту боль исцелять. Самого Гомера от приторного запаха эфира мутило, и он никогда бы не стал его применять как болеутоляющее средство. Гомер еще не знал, что существует непреодолимое влечение. Лицо у д-ра Кедра выражало такую отрешенность, что Гомер остановился в дверях, не решаясь нарушить ее своей мрачной ношей; он уже было повернулся, чтобы уйти.
Но не тут-то было. Соприкосновение с душой даром не проходит, а родившееся ощущение некоей миссии требует не мимоходом брошенных фраз, а более осязаемого действия. Помедлив на пороге кабинета сестры Анджелы, Гомер решительно двинулся к столу и с металлическим стуком опустил поднос на каретку машинки. Маленький трупик оказался на уровне шеи д-ра Кедра — совсем близко, может цапнуть, как говорят в Мэне.
— Доктор Кедр! — позвал Гомер Бур.
Д-р Кедр очнулся и посмотрел поверх младенца на Гомера.
— Причина внутреннего кровотечения, — продолжал Гомер, — перерезана дыхательная артерия. В чем вы сами можете убедиться.
Д-р Кедр посмотрел на поднос, помещенный на машинку. Он вглядывался в младенца, как в исписанную им страницу: хочу казню, хочу помилую.
За окном кто-то что-то кричал, но ветер так мочалил слова, что разобрать их смысл было невозможно.
. — Господи, помилуй, — произнес Уилбур Кедр, глядя на перерезанную артерию.
— Я должен вам сказать одну вещь, я никогда не буду делать аборты, никогда, — вдруг выпалил Гомер. Это решение логически вытекало из перерезанной артерии. Во всяком случае, по мнению Гомера.
Но д-р Кедр был явно в недоумении.
— Не будешь? Что не будешь? — переспросил он.
Крики снаружи усилились, но более внятными не стали. Гомер и д-р Кедр молча глядели друг на друга, разделенные мертвым младенцем из Порогов-на-третьей-миле.
— Иду, иду, — послышался голос сестры Анджелы.
— Это Кудри Дей, — объяснила сестре Анджеле сестра Эдна. — Я только что выпроводила его отсюда вместе с коробкой и Копперфильдом.
— Никогда, — повторил Гомер.
— Значит, не одобряешь? — спросил его д-р Кедр.
— Я не вас не одобряю. Я это не одобряю. Я этого делать не могу.
— Но я ведь тебя никогда не принуждал. И не буду. Такие решения человек принимает сам.
— Точно, — кивнул Гомер.
Открылась входная дверь, но что кричал Кудри Дей, все равно нельзя было разобрать. В стойке у двери провизорской звякнули пробирки, и тут д-р Кедр с Гомером первый раз явственно услыхали: «Мертвец!»
— Мертвец! Мертвец! Мертвец! — кричал Кудри Дей. Его истошные вопли аранжировались нечленораздельными выкриками Копперфильда-младшего.
— Какой мертвец, Кудри? Где? — ласково спросила мальчика сестра Анджела.
Кудри первый обнаружил станционного начальника, но не узнал его. Он видел его лицо долю секунды.
— Там! Какой-то дядя! — объяснял он сестрам Анджеле и Эдне.
Отчетливо услыхав ответ Кудри Дея, д-р Кедр встал из-за стола и, обойдя Гомера, вышел в коридор.
— И если для вас это не так важно, — проговорил ему вслед Гомер, — позвольте мне больше не участвовать в этом. Это ваш долг, я понимаю. Но я хотел бы приносить пользу как-то иначе. Я ни в чем вас не обвиняю. Я просто не могу больше этого видеть.
— Мне это надо обдумать, Гомер, — ответил д-р Кедр. — Пойдем посмотрим, кто там у них умер.
Идя за Кедром по коридору, Гомер заметил, что дверь в родильную закрыта и над ней горит лампочка — значит, сестры Эдна и Анджела приготовили там двух женщин к аборту. Схватки у роженицы из Дамарискотты были еще слабые и нечастые, так что родильная понадобится не скоро. Жестоко заставлять женщин ждать аборта, тем более подготовленных к нему, в этом Гомер был согласен с д-ром Кедром. Поэтому он приоткрыл дверь в родильную, сунул туда голову и, не глядя на женщин, сказал:
— Врач скоро придет, не волнуйтесь, пожалуйста.
И тут же раскаялся, что обнадежил их. Не успел он затворить дверь, как Кудри Дей опять закричал: «Мертвец, мертвец».
Малыш Кудри Дей принадлежал к тем суетливым, непоседливым натурам, чьи благие начинания зачастую оборачиваются неприятностями. Когда ему наконец надоело возить Копперфильда в коробке, он
