Уоллингфорд был уверен, что миссис Клаузен хорошо помнит контекст.
— Да, я помню это место, — сказала она ровным голосом. Может, она еще не совсем проснулась?
— Ну… — промямлил Уоллингфорд.
— Надо понимать, это ты не предполагал, что я окажусь столь ненасытной? Так? — спросила Дорис. (Тон, которым она задала этот вопрос, мог также означать: «И это все?»)
— Да, — ответил Патрик. И услышал, как она вздохнула.
— Что ж… — начала она и вдруг умолкла. Видно, передумала говорить то, что хотела. — Ладно, действительно уже очень поздно. — И, не прибавив больше ни слова, Дорис повесила трубку, молча выслушав еще одно извинение Уоллингфорда.
Ничего, решил он, будем читать дальше и надеяться.
Некоторое время спустя Мэри Шаннахан вызвала его к себе в кабинет — вовсе не затем, как вскоре понял Патрик, чтобы сообщить ему, беременна она или нет. У Мэри было на уме совсем другое. Руководство телекомпании не одобряет трехлетний контракт даже при условии, что Уоллингфорд оставит пост ведущего и вернется к работе разъездного репортера. Вопрос стоял так согласен ли Уоллингфорд выполнять «случайные» задания?
— Ты хочешь сказать, мне нужно постепенно отходить от роли ведущего? — спросил Патрик.
— Если ты будешь принимать такие задания, мы готовы пересмотреть твой контракт, — сказала Мэри, не отвечая на его вопрос. — Естественно, за тобой сохранят прежнюю зарплату. — Это прозвучало так, словно решение не увеличивать ему зарплату — жест великодушия с их стороны. — Думаю, можно говорить о двухгодичном контракте, — Она отнюдь не намерена была подписываться под своим обещанием, да и предложенный двухгодичный контракт оказался всего на шесть месяцев продолжительнее нынешнего.
«Ну и стерва же баба!» — подумал Уоллингфорд, но вслух сказал:
— Если вы намерены заменить меня на посту ведущего, почему бы не обсудить это со мной? Почему бы не спросить меня, как именно я хотел бы осуществить подобную замену? Может быть, лучше делать все постепенно. А может, и нет. Во всяком случае, мне хотелось бы знать, каковы ваши дальнейшие планы на мой счет.
Мэри Шаннахан лишь улыбнулась в ответ. Патрик не мог не восхититься тем, как быстро она свыклась со своими новыми обязанностями. Разумеется, она не имела права самостоятельно принимать решения такого рода, как смена ведущего, и не совсем ясно представляла себе, сколько других руководителей участвуют в принятии подобных решений, но, конечно же, ни словом не обмолвилась об этом Уоллингфорду. В то же время у нее вполне хватило ума не лгать напрямую; она ни за что бы не призналась, что
— Ты собирался сделать материал о Германии, Пат. — Это она обронила как бы между прочим — но Мэри никогда и ничего не «роняла» между прочим.
Уоллингфорд действительно просил, чтобы его послали сделать материал о воссоединении Германии — через девять лет после того, как это свершилось. И, в частности, предложил исследовать перемены в терминологии, которой пользовалась официальная пресса. Даже «Нью-Йорк тайме» теперь предпочитала термин «объединение». Но ведь Германия была когда-то
Какие интриги стояли за этой, не такой уж и незначительной подменой понятий? И что думают
Однако у руководства телеканала это не вызвало ни малейшего интереса. «Да какое нам дело до немцев? Они и так всем осточертели!» — заявил Билл-дебил. Эдди придерживался того же мнения. (У них в редакции, помимо слова «тошнит», еще очень любили слово «осточертело» — осточертела религия, осточертело искусство, осточертели дети, осточертели немцы.)
И вот теперь Мэри, новый шеф отдела новостей, держит перед ним Германию, как морковку перед упирающимся осликом.
— А что там, в Германии? — недоверчиво спросил Уоллингфорд. Естественно, Мэри не стала бы поднимать вопрос о «случайных» заданиях, если бы такого задания уже не имелось. Интересно, что там у них припасено?
— На самом деле заданий целых два, — ответила Мэри, причем голос ее звучал так, словно два задания вместо одного — это очень большой плюс.
Но затем она назвала будущие материалы «сюжетами», и Патрик насторожился. Воссоединение Германии — это не просто «сюжет»; это слишком значительная тема, чтобы так ее называть. Сюжетами в отделе новостей считались заурядные и нелепые истории, с которыми Уоллингфорду слишком часто приходилось иметь дело. Вот, скажем, типичный сюжет: водитель грузовика для перевозки пива вышибает себе мозги после проигрыша любимой команды в матче на суперкубок. Или случай в индийском цирке, где лев кое-кому руку отгрыа А уж если руководство канала поручает Патрику подготовить сразу два сюжета, значит, речь идет о происшествиях либо нелепых, либо банальных, а может — и том и другом сразу.
— Какие именно, Мэри? — терпеливо спросил Патрик Он старался держать себя в руках, чувствуя, что задания эти придумала не Мэри. Была в ее поведении какая-то неуверенность, подсказывавшая ему, что она заранее знает, как он воспримет предложение начальства.
— Ты, вероятно, сочтешь это полной чепухой, — сказала она, — зато это в Германии!
— Что за сюжеты, Мэри?
Оказалось, что один из сюжетов — полутораминутный — уже показывали на канале, и все его видели. Сорокадвухлетний немец погиб, наблюдая солнечное затмение в августе этого года. Он ехал на машине где-то неподалеку от Кайзерслаутерна, и, по словам случайного свидетеля, машина вдруг сильно вильнула, потом набрала скорость и с разгону врезалась то ли в столб, то ли в опору моста. Позднее выяснилось, что на немце были специальные очки, позволявшие наблюдать затмение, — он, видите ли, не хотел пропустить столь важное событие. Однако сквозь стекла этих очков не было видно ничего, кроме скрывшегося за луной солнца, а этот идиот сидел за рулем…
— Мы уже давали этот сюжет, — спокойно заметил Уоллингфорд.
— Да, но мы хотели отснять что-то вроде продолжения или расследования… В общем, взять поглубже.
Какое тут может быть продолжение? Что там «брать поглубже», если это сплошная глупость?
Выяснить, что за семья была у погибшего? Если она у него была, то наверняка его родные горюют — что им еще остается? И что еще можно вытянуть из несчастного свидетеля? И зачем? Господи, к чему все это!..
— А второй сюжет?
Второй сюжет оказался под стать первому, Уоллингфорд уже знал о нем: сообщение прошло по одному из телеграфных агентств. Пятидесятилетнего немца, охотника из какого-то Баден-чего-то-там, нашли застреленным в Шварцвальде возле припаркованного на стоянке автомобиля. Охотничье ружье торчало стволом наружу из открытого окна машины; в салоне находилась обезумевшая от ужаса собака. Полиция пришла к заключению, что охотника убила именно собака. (Непреднамеренно, конечно, — никаких обвинений ей не предъявили.)
Неужели руководство канала хочет, чтобы Уоллингфорд взял интервью у собаки?
Подобные истории, не имевшие ни малейшего отношения к новостям, в конце концов пополняли рубрику анекдотов в Интернете. Но это был бизнес, обыкновенный бизнес, основанный на раскапывании и освещении всяких нелепых происшествий, которые случаются ежедневно, и на таких низкопробных сюжетах давно паразитировал их круглосуточный международный новостной канал. Даже Мэри Шаннахан чувствовала себя не в своей тарелке, предлагая Уоллингфорду эти задания.
— Вообще-то я хотел сделать материал о Германии, Мэри, — сдержанно заметил Патрик.
— Я понимаю, — и в знак сочувствия она легонько коснулась его левой руки.
— А больше ничего нет? — спросил Патрик.
