Странно, но тон ее показался Уоллингфорду одновременно и наглым, и успокаивающим. А манера держаться напомнила о том пикантном моменте у него дома, когда у него уже ничего не получалось, а она сочувственно приговаривала: «Бедный пенис!» К сожалению, он слишком поздно понял, что Мэри была участницей куда более крупной игры.
Вот и хорошо, что он оттуда ушел. Да у него просто извилин не хватит, чтобы играть в эти игры. А может, и никогда не хватало?
Зато какой вечер выдался для новостных служб! Уцелевших в этой катастрофе не было; началось публичное оплакивание жертв рейса 990 Египетских авиалиний. На экране промелькнули знакомые кадры — толпа зевак, собравшаяся после крушения на сером пляже острова Нантакет. «Опознаватели тел», как говорила Мэри, «любители поглазеть на смерть», как их называл Уортон, — были одеты очень тепло. Затем последовал крупный план — снимали, видимо, с палубы судна, принадлежавшего Академии торгового флота: извлеченная из вод Атлантики груда вещей, принадлежавших пассажирам. Это, скорее всего, была работа Уортона. Что бы ни случилось — наводнения, торнадо, землетрясения, авиакатастрофы, крушения поездов, перестрелки в школах или массовые убийства, — Уортон всегда предпочитал снимать вещи, одежду или обувь. Снимать обувь ему особенно нравилось Естественно, показали и детские игрушки — изуродованных кукол, мокрых плюшевых медведей; игрушки также были любимым объектом Уортона при любых катастрофах.
К счастью для круглосуточного новостного телеканала, первым судном, прибывшим к месту падения самолета, был учебный корабль Академии торгового флота с семнадцатью курсантами на борту. Примерно того же возраста, что и студенты старших курсов колледжа, эти новички стали просто подарком для средств массовой информации — сточки зрения «чисто человеческого интереса». Камера снимала, как они болтаются в шлюпке посреди расплывающегося маслянистого пятна, вытаскивая из воды обломки самолета, сумки пассажиров и фрагменты тел, всплывающие на поверхность. У всех мальчишек на руках перчатки, а на лицах — то самое выражение, какое Сабина именовала «бесценным».
Заключительную тираду Мэри произнесла с особым воодушевлением.
— Главный вопрос пока остается без ответа! — резко воскликнула мисс Шаннахан. На ней был костюм, которого Патрик до сих пор не видел — что-то темно-синее. Жакет обдуманно расстегнут, так же как и две верхние пуговицы бледно-голубой блузки, очень напоминавшей мужскую сорочку, только более шелковистой. Это будет ее «рабочим» костюмом, ее «подписью», решил Уоллингфорд.
— Была ли катастрофа египетского авиалайнера результатом теракта, механического повреждения или ошибки пилота? — вопрошала Мэри.
«Я бы расположил все в ином порядке, — думал Патрик. — Теракт был бы на последнем месте».
Последние кадры — потрясенные родственники в вестибюле гостиницы «Рамада Плаза»: объектив скользит по группкам растерянных людей, а голос Мэри Шаннахан вещает за кадром:
— Столько людей, и все хотят — знать!
Ну что ж, рейтинги обеспечены, Уортон будет доволен, хотя он, бедняга, и понятия не имеет, как выразить свои чувства.
Когда позвонила миссис Клаузен, Патрик только что вышел из ванной, приняв душ.
— Оденься потеплее, — предупредила она. К удивлению Уоллингфорда, она звонила снизу, из холла отеля. С маленьким Отто он может увидеться и утром, сказала Дорис, а сейчас уже пора ехать на стадион, так что пусть он поторопится. Так и не поняв, что его ожидает, Патрик стал одеваться.
Ему казалось, что ехать на матч еще рано, но, может быть, миссис Клаузен хотела попасть на стадион пораньше. Когда Уоллингфорд вышел из номера и уже спускался в лифте, он вдруг почувствовал, что слегка уязвлен: никто из коллег по журналистскому ремеслу его не выследил и не спросил, что значили слова Мэри Шаннахан: «Патрика Уоллингфорда больше нет с нами».
Несомненно, на студию уже звонили. Как там Уортон справляется с этими звонками? А может, на звонки отвечает Сабина? Ох, как они не любят признаваться, что кого-то уволили! А еще больше не любят говорить, что кто-то ушел сам! Вот и несут всякий вздор, чтобы никто толком не понял, как все произошло.
Миссис Клаузен тоже смотрела вечернюю программу.
— Это и есть та самая Мэри, которая не беременна? — спросила она Патрика.
— Она самая.
— Я так и подумала.
Дорис надела старую куртку с логотипом «Грин-Бей Пэкерз», ту самую, в которой она была, когда Уоллингфорд впервые с ней познакомился. Капюшон болтался у нее за спиной — Дорис приехала на машине, — но Патрик легко мог представить себе, как ее хорошенькое личико выглядывает из капюшона, точно личико ребенка. На ней были еще джинсы и кроссовки — именно так она была одета в ту ночь, когда полиция сообщила ей о смерти мужа. Она, наверное, надела и свою старую зеленую футболку с логотипом «Пэкерз», но под курткой ее не было видно.
Она хорошо водила машину, но к Патрику ни разу не повернулась и говорила только о матче.
— Когда счет предыдущих встреч четыре—два, все может произойти, — объясняла она. — Мы проиграли три последние игры подряд — и всё в понедельник вечером. Не верю я всяким там прогнозам! Разве имеет значение, что команда «Сихокс» уже лет семь не играет по понедельникам и что у них в команде многие никогда не бывали на стадионе «Ламбо»? Их тренер прекрасно знает поле! А еще он знает нашего квотербека!
Квотербек «Грин-Бей Пэкерз» — это, по всей видимости, Бретт Фавр, попытался сообразить Уоллингфорд. В самолете он успел просмотреть газету (только спортивный раздел) и узнал из нее, кто такой Майк Холмгрен — раньше он был тренером «Пэкерз», а теперь переметнулся и стал тренером команды «Сиэтл Сихокс». Этот матч был для Холмгрена своего рода возвращением в родные пенаты — когда-то он был очень популярен в Грин-Бее.
— Фавр будет стараться вовсю, он не подведет, — говорила Дорис. Фары встречной машины скользнули по ее лицу, на миг осветив его, и оно снова скрылось в тени. Уоллингфорд по-прежнему видел только ее профиль — она ни разу на него не посмотрела.
А он продолжал смотреть на нее во все глаза — он ужасно соскучился; никогда в жизни он ни по кому так не скучал. Ему бы очень хотелось думать, что все эти старые шмотки она надела исключительно для него, но он понимал, что, скорее всего, она всегда так одевается, когда идет смотреть игру. Когда она соблазняла его в кабинете доктора Заяца, то, наверное, даже не думала о том, что на ней надето, и, скорее всего, не помнила, в каком странном порядке она все это с себя снимала. А Уоллингфорд никогда не забудет ни ее одежды, ни того, как она тогда раздевалась — снизу вверх.
Они выехали из центра Грин-Бея и направились на запад. По правде сказать, центр города мало отличался от окраин — несколько баров да церквей; довольно обшарпанная набережная… Дома большей частью невысокие, не выше трех этажей, а единственный, достойный упоминания холм, нависший над рекой, где деловито велась разгрузка и погрузка судов — залив замерзал только в декабре, — оказался огромной кучей угля. Чем не гора?
— Не хотел бы я сейчас оказаться на месте этого Майка Холмгрена — сказал Уоллингфорд. — Приехать в родной город с чужой командой, да еще со счетом четыре — два! (Это была всего лишь вариация на тему, которую он успешно развивал с помощью прочитанного в газете.)
— Ты говоришь так, словно начитался газет или насмотрелся телепередач, — сказала миссис Клау- зен. — Холмгрен знает «пэкеров» лучше, чем они сами себя знают. А в команде Сиэтла отличная защита. Мы потому в этом году так мало очков и набрали — потому что у противника хорошая защита была.
— Ах, вот как? — Уоллингфорд решил заткнуться — тема футбола ему явно не давалась. И он решил поговорить о другом. — Я очень скучал по вас — по тебе и по маленькому Отто.
Дорис лишь улыбнулась в ответ. Дорогу она знала отлично. На ветровом стекле машины у нее был приклеен специальный парковочный талон, и полицейский сразу махнул ей, направляя в тот ряд, где больше не было ни одной машины, а из этого ряда она свернула на отдельную парковочную площадку.
Она поставила машину совсем рядом со стадионом, и они поднялись на лифте в ложу для прессы, причем Дорис даже не потрудилась предъявить билеты какому-то пожилому мужчине весьма официального вида, который дружески похлопал ее по плечу и поцеловал. Она показала на Уоллингфорда.
