К весне 1943 года стало ясно, что германская наука ничего не выиграла в результате реорганизации Имперского исследовательского совета. Отношение ученых к войне было в лучшем случае двойственным. Они старались любыми способами дистанцироваться от правящей партии, и их вклад в достижение победы в войне был менее значительным, чем вклад ученых любой другой страны. К тому же быть физиком в нацистской Германии было совсем не просто. Большинство современных фундаментальных теорий в этой науке были созданы евреями, поэтому эти теории считались «декадентскими». В разное время в различных учреждениях рейха пытались найти способ применения теории Альберта Эйнштейна, не признавая его авторства. Как немецкие физики могли надеяться овладеть атомной энергией, если партия официально не признавала теории относительности Эйнштейна? Одни из них, такие как сын политика доктор фон Вайцзеккер, не хотели ссориться с партией; другие, как смельчак фон Лауэ, были более откровенны. Так, например, когда профессор Ментцель резко отчитал фон Лауэ за то, что, будучи в Швеции, он сослался на эту теорию, забыв добавить, что «германская наука откровенно дистанцирует себя от нее», фон Вайцзеккер посоветовал своему коллеге ответить, что теория была в основном разработана учеными-арийцами Лоренцем и Пуанкаре задолго до Эйнштейна. Фон Лауэ отказался следовать дружескому совету и отправил в научный журнал статью, в которой писал о теории откровенно дерзким тоном. «Таков будет мой ответ», – написал он фон Вайцзеккеру.
Ученые старались быть осторожными и избегать провокаций. В каждый институт были внедрены осведомители службы безопасности. В начале 1943 года руководитель Института физики в Гамбурге написал в СС донос на профессора Гартека, и тому пришлось затратить массу времени на то, чтобы опровергнуть выдвинутое против него вымышленное обвинение. Наконец, когда в концентрационный лагерь в Голландии были помещены родители-евреи знаменитого американского физика голландского происхождения доктора Сэмюэла Гаудсмита, друзья семьи обратились за помощью к профессорам фон Лауэ и Гейзенбергу. Гаудсмит был физиком, открывшим магнитные свойства электрона; он всегда поддерживал дружеские отношения со своими коллегами в Германии. Летом 1939 года Гейзенберг даже был у него в гостях в США. Но что теперь мог сделать Гейзенберг? Даже несмотря на то, что его родители были искренними друзьями родителей Гиммлера, он не решался начать действовать. Фон Лауэ отнесся с сочувствием к посреднику в Голландии, но забыл подписать соответствующее письмо. Гейзенберг написал письмо, в котором заверял, что доктор Гаудсмит активно симпатизировал Германии и что будет очень жаль, если его родители в Голландии «по каким-то непонятным мне причинам» пострадают. В любом случае уже было слишком поздно действовать: за пять дней до того, как Гейзенберг решился написать письмо, слепая мать доктора Гаудсмита и его отец, которому в тот день исполнилось семьдесят лет, были умерщвлены в концлагере.
Ученые, имеющие хорошие связи в партии, открыто высказывали критические замечания по поводу организации исследований. В частности, профессор Вернер Озенберг, работавший над проектом в интересах ВМС, постоянно жаловался Герингу на то, что профессор Ментцель был «ни на что не годным руководителем», на то, что в университетах царили «путаница и хаос». Озенберг был слабым ученым, но хорошим администратором; он поддерживал тесные связи в нацистской партии и аппарате СС. Имея смутное представление о ядерной физике, в апреле 1943 года он тем не менее выступил инициатором проведения расследования по ходу работ в этой отрасли. В рамках этого расследования 7 апреля 1943 года сотрудник СС из Готенхафена навестил в Данциге профессора Генри Альберса и спросил его мнение относительно слухов о ведущихся в Америке работах над атомной бомбой. Как было сказано на предыдущих страницах этой книги, лаборатория Альберса работала над созданием летучих органических соединений урана для замены газообразного гексафторида урана. Эти соединения предполагалось использовать при выделении изотопов урана. Результат этого визита записан в меморандуме, датированном 8 мая 1943 года, то есть написанном через два дня после завершения большой конференции в Берлине. Этот документ хранился в папке Озенберга. В нем говорилось:
«ОБ УРАНОВОЙ БОМБЕ
По данным разведки, в настоящее время в США ведутся работы по производству урановых бомб. Для того чтобы технически обосновать возможность создания такого оружия, управление вооружений создало исследовательскую группу, в состав которой вошло около 50 ученых (в основном физики и несколько химиков).
В частности, профессору Альберсу была поставлена задача произвести определенное количество сырья, необходимого для получения очищенного урана-235. Профессор Альберс и еще двое ученых работали над этой проблемой в течение одиннадцати месяцев. Исходя из характера работы и наличия лабораторного оборудования следует, что сроки выполнения работ могли быть сокращены до двух месяцев при условии привлечения к ним дополнительно от 12 до 14 ученых.
Помимо Альберса, над данной проблемой работают некоторые другие коллективы ученых. Для ее решения они располагают примерно аналогичными средствами».
То, что на Геринга произвели впечатление организаторские способности Озенберга, видно из того, что в конце июня 1943 года профессору было поручено создать в исследовательском совете группу планирования, которая, вероятно, должна была покончить с царившей там неразберихой.
К началу 1943 года в Лондон поступила еще одна информация относительно хода работ над атомной программой в Германии. В Англии уже долго думали над тем, как эвакуировать из оккупированной немцами Дании профессора Нильса Бора, который мог бы внести значительный вклад в разработку атомного проекта союзников. 25 января 1943 года профессор Чедвик написал Бору письмо, в котором предложил ему политическое убежище в Англии, если Бор того пожелает. Это письмо Бор получил контрабандой, с использованием шпионской технологии микрофотографии. Бор конечно же сразу догадался о том, что именно стоит за этим предложением. Тем не менее в своем ответе, переданном тем же способом по тому же каналу, он заявил, что, несмотря на несомненную важность этой проблемы для будущего, в настоящее время он не видит перспектив ее практического осуществления. И все же через несколько недель Бор был вынужден изменить свою точку зрения. До него дошли слухи о производстве большого количества тяжелой воды и металлического урана, которые могли быть использованы для изготовления атомной бомбы. Поэтому профессор поспешил воспользоваться уже испытанным каналом связи для того, чтобы поставить профессора Чедвика в известность о ходе таких работ. В то же время он выразил свое собственное мнение о том, что лично ему кажется невозможным получение достаточного количества урана-235, поэтому он не очень-то верит этим слухам.
Новый сигнал о ядерной угрозе из Германии пришел к руководителям проекта «Tube Alloys» («Сплавы для труб») вовремя. К тому времени значительно ухудшились отношения в этой области с американскими коллегами. К тому же в течение последних нескольких месяцев премьер-министр Черчилль успел исчерпать все аргументы относительно необходимости совместной работы союзников над атомным оружием. Заместитель директора программы «Tube Alloys» Майкл Перрин позже вспоминал, что им все чаще приходилось отвечать на вопросы людей: «Почему вы думаете, что мы должны пойти на этот огромный расход средств, людских и других ресурсов?»
Эта кампания давления на ученых началась в первые недели апреля 1943 года. 7 апреля 1943 года Перрин встретился с консультантом премьер– министра по научным вопросам лордом Червеллом. В тот же день Червелл составил отчет на имя Черчилля, в котором доступным языком описывал ход программы союзников по созданию атомной бомбы. На пяти страницах он вновь коснулся основных принципов использования атомной энергии: существовало две линии исследований, обе связанные с применением легкого изотопа урана-235, содержащегося в тяжелом уране, выделение которого представлялось ученым довольно сложной задачей. Для получения нового взрывчатого вещества было необходимо от 5 до 18 килограммов урана-235. Этого количества было достаточно для получения взрывного устройства мощностью до 40 тысяч тонн в тротиловом эквиваленте. Другим путем было использование в атомной бомбе элемента, образующегося в результате взаимодействия урана-235 и тяжелого урана (известного в наши дни как плутоний). Как писал лорд Червелл, «в этом случае нет необходимости выделять легкий уран, однако требуется много тонн тяжелой воды. Эффективность этого метода все еще находится под вопросом… Немцы, – писал он далее, – возможно, располагают одной или двумя тоннами тяжелой воды, полученной из Норвегии, но, как нам известно, они заинтересованы в организации производства этого вещества на собственной территории». Затем он проинформировал Черчилля, что тяжелую воду в больших количествах можно получать только на гидроэлектростанциях, поскольку для ее производства необходимы значительные
