континентом, закрыла путь и для Ру, и для уль-уйцев. Последних, впрочем, Край нимало не интересует.
— Какая им выгода от этого закрытия?
— Может, они нашли там алмазы, — невозмутимо сказал профессор и направился к стеллажам у другой стены.
— Или золото?
— Господь с вами, не уподобляйтесь деревенским невеждам, молодой человек. Этот мифический золотой песок с Края Земли сверкает исключительно в воображении обывателя, жадного до глупых россказней.
Мурманцев пожал плечами и пошел вслед за профессором, но задержался возле висящей на тонких лесках модели искусственного спутника, распялившего свои антеннки, словно рожки каракатицы. Потом заинтересовался также болтающимся в воздухе корабликом, похожим на электрический чайник прошлого века.
— Это лунолет. Он же космолет, — пояснил Арзамасцев. — Новейшая модель. Экспериментальная.
Мурманцев вежливо покивал, однако лунолет, он же космолет, не произвел на него впечатления.
— Как я слышал, — сказал он, — урантийская космическая программа предполагает в скором времени отправку корабля в глубокий космос. По-видимому, они опережают нас в этом?
— Глубокий космос столь велик, что на его фоне речи об отставании или опережении просто бессмысленны. Как бессмысленно соревнование двух щепочек в Тихом океане. Но я уверен, что это урантийское предприятие окончится ничем. Они просто упрутся в пустоту.
— Может быть, они желают любоваться пустотой? — усмехнулся Мурманцев. — Зачем же отказывать им в этом?
— Бог мой, у них и в мыслях этого нет, — отозвался профессор. — Урантийцы весьма прагматичны. Если из чего-то нельзя извлечь пользы, это «что-то» для них не существует.
— Они собираются извлекать пользу из пустоты?
— Представьте себе, да. Во всяком случае та часть урантийцев, которая принадлежит к лагерю поттерманов. А именно они сосредоточивают в своих руках контроль над космической сферой Штатов и имеют большинство голосов в Космическом совете. Речь опять же об Ацилут, мире-боге. С помощью своего машиаха они предполагают найти центральную точку бога, из которой он творил самого себя, то есть мир. Тогда они тоже смогут творить мир. Царство народа избранного. Гм… по всей видимости, это будет рабовладельческое царство.
— Значит, они решили не терять времени. Заняться поисками этой волшебной точки уже сейчас. Что, мессия бессовестно запаздывает?
— Скорее они хотят спровоцировать его явиться наконец. Их, конечно, можно понять. Они так долго ждут его… Это образцы лунной пыли.
Мурманцев, забыв о предупреждении руками не трогать, поднял закупоренную склянку. Внутри было рыхлое красновато-оранжевое вещество, похожее на очень мелкий песок из песочных часов.
— Это с Марса. А вот это с Меркурия. — Профессор показал на колбу с грязно-серой мукой. Потом на кривоватый булыжник желтоватого оттенка с фиолетовыми вкраплениями. — Осколок породы с Сатурна. Старый космос, в котором луны были планетами Солнечной системы, не позволил бы нам так быстро добраться до самых отдаленных из них. Теперь же они практически у нас под боком.
В голосе профессора прорезалась щемящая нота. Действительно, в близости такого количества лун была какая-то абсолютная мировая печаль. Если раньше на единственную луну выли в ночной тоске псы, то сейчас во время лунных парадов люди валом валили в церковь на покаяние. И не только потому, что так повелось с того самого семнадцатого, в котором едва не случился конец света.
— Если над головой зажглись луны, значит, это кому-то надо, — пробормотал Мурманцев строчки из известной поэмы неизвестного автора, потерявшегося в круговерти двадцатых годов прошлого века. — Если звезды упали с неба, значит, мы не достойны смотреть на них.
— Тогда и в самом деле многие считали, что звезды попадали в бездну. Никому просто в голову не приходило, что Земля сорвалась с места, как пришпоренный рысак, и понеслась быстрее кометы. А за ней солнце и все планеты. Это было событие поистине библейских масштабов.
Мурманцев подумал, что профессор Арзамасцев очень бы хотел присутствовать при этом событии, чтобы лицезреть столь мощно проявляющую себя волю Творца всего сущего. Сам Мурманцев при соприкосновении с мистической стороной бытия испытывал каждый раз не меньшее потрясение и возгорание духа. Но для этого ему вполне хватало и более локальных касаний длани Божией к тварному миру.
— Нас затянуло в этот темный мешок через одну из черных дыр, — продолжал трагически воодушевляться профессор, словно персонаж чеховской пьесы, разве что без патетического заламывания рук. — Это какая-то слепая кишка Вселенной, потайной карман мироздания, глухой подвал замка, выстроенного Богом. Нас выбросило на пустынные задворки, но, заметьте, Земля главенствует в этих задворках. Мы вернулись к геоцентрической системе Птолемея. Задумайтесь над печальной красотой подобного размена, молодой человек. И вы увидите, что хотел сказать людям Бог.
— То же, что сказал, взойдя на крест. — Мурманцев не стал задумываться. Он и так знал. — А скажите, профессор, ведь вы лелеете мысль отыскать когда-нибудь с помощью этих вот космолетов выход из нашей слепой кишки мироздания? Увидеть звезды — об этом вы мечтаете? Если был вход, должен быть и выход, разве нет?
— Только если это не другая вселенная. Она могла случайным образом соединиться с нашей исходной Вселенной, а потом оторваться. Но даже если это все еще наша Вселенная, обратный ход через черные дыры очень сомнителен. Плотность вещества в них так велика, что материя как бы выворачивается наизнанку и превращается в подобие сливной воронки. Вот в такую воронку мы и вылетели. Боюсь, звезд нам уже не видать… Однако время к обеду. Если хотите здесь еще остаться, оставайтесь. А у меня, к моему прискорбию, режим. Удачи вам, молодой человек.
После ухода профессора Мурманцев потерял интерес к космическому музею. Сведения, которыми его нагрузил Арзамасцев, немного приглушили острую оторопь, объявшую будущего воспитателя маленького чуда-юда. Теперь же все вернулось на свои места. Космос, хотя бы и ближний, оставался где-то очень далеко. Поттерманы, собиравшиеся бороздить дальний космос в своих странных поисках, жили за океаном и причиняли пока что мало беспокойства. Удивительный же уродец, место которому в Кунсткамере, рядом с заспиртованным двухголовым младенцем, — тут он, неподалеку, возле обители святого целителя Пантелеимона. И уже завтра должен надолго войти в жизнь Мурманцева. И даже не в служебную жизнь, а самую что ни на есть личную. С пеленками, манной кашей и сказками на ночь. Хотя нет, пеленки вряд ли потребуются. А манной каши этот ребенок не ест. Как и всего остального.
Мурманцев воровато оглянулся, хоть в этом не было необходимости, и взял склянку с марсианской пылью. Зубами вынул плотно сидящую пробку, достал платок и ссыпал на него немного лунной трухи. Закрыл склянку, завязал платок в узелок и сунул поглубже в карман. Это, конечно, не луна, которую мужчина должен достать с неба для любимой женщины. Но Мурманцев подозревал, что его любимая женщина, чье сердечко обмирает при взгляде на лунный менуэт в небе, не имеет таких прихотей. Так что щепотка Марса ее вполне удовлетворит. Этой ночью Стаси провела не меньше двух часов на балконе, любуясь Парадом. Мурманцев, не дождавшись ее, заснул и увидел неприятный сон про Распутина. Но он надеялся, что узелок с пылью
Покидая музей и спускаясь по широкой псевдомраморной лестнице к выходу, Мурманцев размышлял, является ли похищение лунной пыли нарушением восьмого пункта заповедей, а именно «Не укради». В итоге пришел к выводу, что исповедоваться в постыдном преступлении все же придется. Но мысль эту перебивала другая. Каким образом совместить нежные чувства к жене с предложением усыновить монстрика?
