июня 1941 г. является, пожалуй, самым сложным вариантом из всех ранее рассмотренных. Если отнесение точки ветвления на месяц или хотя бы несколько дней от 22 июня позволяет исправить некоторые промахи и улучшить условия вступления в войну, то старт ранним утром первого дня войны лишен любых преимуществ. Упреждение в развертывании налицо, в результате строительства бетонных взлетных полос часть аэродромов непригодна для базирования самолетов, что обрекает на избиение скученные на оставшихся авиабазах полки ВВС особых округов. Части двух стрелковых дивизий заперты в мышеловке Брестской крепости. Противотанковые бригады практически лишены транспорта и в массе своей малобоеспособны. Наконец, войска армий прикрытия не успели занять позиции на границе, и в УРах присутствуют только штатные пулеметно-артиллерийские батальоны, никакого полевого заполнения. Любые долгосрочные программы начинать утром 22 июня поздновато. Как в области строительства вооруженных сил, так и в области техники или оргштатных структур. Остается, как говорится, «стоять и умирать» примерно в том же духе, как это происходило в реальном 1941 г.
Все вышесказанное не означает, разумеется, что нельзя было сыграть лучше. Однако при этом не хотелось бы сворачивать на кривую дорожку «безошибочной стратегии», т. е. попытки исправить все ошибки советских командиров и командующих. Ведение боевых действий без ошибок описывается в произведениях из жанра фантастической литературы. Ошибки допускают все, и они являются неизбежностью как в проигранных, так и в выигранных сражениях, причем у обеих противоборствующих сторон. Если мы исправляем ошибки одной стороны, то баланс требует симметричного исправления ошибок противника. Эффект от такого изменения будет, прямо скажем, неочевидный. Тем более, по моему глубокому убеждению, отнюдь не ошибки были главной причиной неудач Красной армии в 1941 г. Они лишь усугубляли и без того скверную ситуацию.
Задачей в данном случае является некоторая оптимизация советской стратегии (в разумных пределах). Например, беготня за «парашютистами» или недооценка глубины немецких ударов является объективной реальностью, для изменения которой надо менять психологию и базу знаний людей. Парашютные десанты после их широкой рекламы в 1940 г. силами ведомства Геббельса и военной прессы стали общепризнанным пугалом. Отсутствие этого «пугала» на нашем «огороде» сразу же будет выбиваться из контекста времени.
Попробуем рассмотреть ключевые моменты реального 1941 г., которые хотя бы потенциально можно откорректировать с целью получения лучшего результата.
Механизированные корпуса
Механизированные корпуса Красной армии — это головная боль и горе луковое 1941 г. Меньшая часть мехкорпусов может обоснованно носить наименование «подвижные соединения» — только мехкорпуса формирования 1940 г. успели получить близкое к штатам количество автомобилей и тракторов. Мехкорпуса формирования весны 1941 г. являлись «подвижными» достаточно условно. Это приводило к тому, что они не могли как единое целое использоваться в качестве подвижного резерва. Только мехкорпуса приграничных округов были хорошо укомплектованы новыми танками. Мехкорпуса из Ленинградского, Московского округов и из глубины страны получали новые танки в лучше случае незадолго до вступления в бой.
Новые танки могли эффективно использоваться против немецких танков и поспешно построенной обороны, но они не могли похвастаться хорошими маршевыми характеристиками. Однако маневренное Приграничное сражение в любом случае требовало маневрирования и длительных маршей до вступления в бой.
Реалистичной альтернативой для механизированных корпусов является некоторая организационная корректировка характера их использования, прежде всего на Юго-Западном направлении. Собственно, одной из причин неудач лучших механизированных корпусов Юго-Западного фронта являлось их растаскивание на решение локальных задач вместо последовательного использования их против главного противника — 1-й танковой группы Э. фон Клейста. Теоретические предпосылки для этого были. Еще в довоенной разработке штаба Киевского особого военного округа «Характер современной наступательной операции ударной армии» говорилось о двух мехкорпусах «на создание подвижной фронтовой группы». Соответственно в ходе оборонительного сражения июня 1941 г. была организована «подвижная группа фронта» в составе 8-го и 15-го корпусов. Однако произошло это слишком поздно, и сама организация группы была сугубо номинальной, без соответствующего организационного обеспечения. Это дает нам почву для размышлений об оптимизации «подвижной группы фронта».
«Припятская проблема»
Одним из позитивных примеров действий советских войск летом 1941 г. является оборона 5-й армии Юго-Западного фронта с опорой фланга на Припятскую область. Удержание 15-м стрелковым корпусом 5-й армии позиций в лесисто-болотистой местности позволяло советским войскам сохранять нависающее над флангом противника положение. Это привело к тому, что в Директиве фюрера № 33 5-я армия генерала М. И. Потапова поминается аж три раза.
15-й стрелковый корпус 5-й армии был подобен английскому флоту in being, то есть оказывал влияние на развитие событий самим фактом своего существования. Сравнительно крупная группировка советских войск в непросматриваемой с самолета лесистой местности припятских болот вызывала серьезное беспокойство в стане противника на самом высоком уровне. В журнале боевых действий группы армий «Юг» мы находим такую оценку возможностей советских войск на этом направлении: «Во время телефонного разговора с оперативным отделом группы армий начальник Генерального штаба сухопутных сил лично выразил озабоченность по поводу северного фланга 6-й армии. По мнению ОКХ, в районе, прилегающем к реке Припять, находится не менее семи русских дивизий. Начальник Генерального штаба сухопутных сил опасается, что у 6-й армии будет недостаточно сил для решения всех трех задач, поставленных перед ней в Директиве № 2. По его мнению, особенно мало сил у XXIX армейского корпуса для решения двух стоящих перед ним задач: следовать вплотную за боевыми порядками III моторизованного корпуса и прикрытие левого фланга». При этом в реальности 15-й стрелковый корпус обладал довольно скромными боевыми возможностями. На 30 июня в корпусе вместе с 589-м гаубичным артиллерийским полком насчитывалось 18 432 человека личного состава, шестьдесят девять 45-мм противотанковых пушек, шестьдесят 76-мм дивизионных пушек, девять 76-мм зенитных пушек, тринадцать 107-мм пушек обр. 1907/30 г., шестьдесят 122-мм и шестьдесят семь 152-мм гаубиц. Это соответствовало одной усиленной артиллерией немецкой пехотной дивизии. «Туман войны», страх неизвестности заставляли немцев обсуждать меры противодействия небольшой в стратегическом масштабе группы солдат и офицеров 15-го стрелкового корпуса на самом высоком уровне. Заметим, что командующий 6-й армией Рейхенау оценивал отступающие в болотах советские части куда объективнее. Он утверждал: «Угроза северному флангу со стороны соединений разбитой в ходе приграничного сражения 5-й армии русских, отступивших в северном направлении, имеет чисто локальное значение. Признаков подготовки к переходу в решительное наступление не отмечено». Тем не менее 5-я армия стала объектом пристального внимания со стороны немецкого командования. Позднее на свет даже появилась книга Филиппи «Припятская проблема». Филиппи писал:
«Прежде всего тормозилось наступление группы армий «Юг», чему виной было противодействие 5-й армии русских, наносившей удары по немецким войскам из Припятской области. И хотя противодействие это само по себе не было для немецкого командования совершенно неожиданным, оно тем не менее уже с самого начала кампании приносило русским тактические успехи, а затем в районе Новоград-Волынский, Житомир приобрело и оперативное значение, гораздо более серьезное, чем можно было предполагать. Это оказало довольно значительное парализующее воздействие на волю командования 6-й армии к выполнению главной оперативной задачи, заключавшейся в выходе к Днепру у Киева. Естественно, что
