другим казался явным свидетельством цинизма ее мотивов.
С другой стороны, я встречал людей, которые отзывались о мисс Хеммингз неплохо, говорили, что она умна, обворожительна, что у нее сложная натура. В частности, некоторые женщины защищали ее право расторгнуть помолвку, каковы бы ни были причины сделать это. Однако даже ее защитники сходились на том, что она страдала «чудовищным снобизмом нового вида» и напрочь отказывала человеку в уважении, если тот не обладал громким именем.
Я же, наблюдая за ней в тот год издали, почти не находил подтверждения подобным обвинениям. Иногда у меня складывалось ощущение, будто мисс Хеммингз просто не в состоянии дышать иным воздухом, нежели тот, что окружает выдающихся личностей. Какое-то время она была связана с Генри Куинном, адвокатом, но отдалилась от него после провала дела Чарлза Браунинга. Потом пошли слухи о ее крепнущей дружбе с министром Джеймсом Биконом, считавшимся в то время весьма многообещающим правительственным чиновником. К тому времени мне стал абсолютно ясен смысл слов седовласого джентльмена, говорившего, что «такому парню, как я», бессмысленно терять время, пытаясь завоевать внимание мисс Хеммингз. Поначалу я, разумеется, не понял его слов, а позднее, когда понял, обнаружил, что с особым интересом слежу за мисс Хеммингз. Однако, несмотря на это, мы впервые заговорили с ней только через два года после первой встречи в клубе «Чарингуорт».
Приятеля, с которым я пил чай в отеле «Уолдорф», внезапно вызвали по какому-то неотложному делу, и я, оставшись один и поглощая булочки с джемом, заметил мисс Хеммингз, сидевшую также в одиночестве за одним из столиков на балконе. Как я уже сказал, то был отнюдь не пер вый раз, когда я встречал ее в подобных местах, но к тому дню ситуация изменилась, поскольку не прошло и месяца после окончания дела Мэннеринга и я пока парил в облаках. В дни, последовавшие за моим первым триумфом, я был опьянен успехом: передо мной вдруг открылось множество дверей, совершенно неожиданные приглашения сыпались на меня, как из рога изобилия, люди, которые прежде выказывали лишь вежливую любезность, теперь при моем появлении не могли удержаться от восторженных восклицаний. Неудивительно, что у меня слегка закружилась голова.
В тот день в «Уолдорфе» я неожиданно для самого себя вдруг оказался на лестнице, ведущей на балкон. Сам не знаю, чего я ожидал. Просто для моего тогдашнего состояния подобная самонадеянность была в порядке вещей – я даже не задумался, обрадуется ли мисс Хеммингз знакомству со мной. Быть может, слабая тень сомнения промелькнула у меня в голове, лишь когда я, миновав пианиста, приблизился к столику, где она сидела, читая книгу. Однако, помнится, я остался весьма доволен тем, как светски-игриво прозвучал мой голос, когда я обратился к ней:
– Простите, но я подумал, что пора мне представиться вам. У нас столько общих друзей. Я Кристофер Бэнкс.
Имя свое я произнес весьма эффектно, но моя уверенность начала исчезать, поскольку мисс Хеммингз смотрела на меня с холодным удивлением. Выдерживая паузу, она с немым упреком и раздражением бросила быстрый взгляд на книгу, которую читала, и произнесла наконец с полным недоумением:
– Вот как? Что ж, здравствуйте.
– Дело Мэннеринга, – как полный глупец пояснил я. – Вероятно, вы о нем читали.
– Да. Вы были следователем.
Сухой тон, которым это было произнесено, напрочь вы бил меня из колеи. В нем не было и намека на восхищение – лишь констатация факта, что она с самого начала знала, кто я, и по-прежнему не понимала, почему я оказался возле ее столика. Я внезапно почувствовал, как исчезает эйфория, владевшая мной последние недели, и именно в тот момент, нервно рассмеявшись, осознал, что дело Мэннеринга, при всем его очевидном блеске и несмотря на все похвалы, расточавшиеся мне за отлично проведенное расследование друзьями, многим отнюдь не кажется таким важным событием, каким представлял его я.
Не помню уж, но вполне вероятно, что мы обменялись общепринятыми светскими любезностями, прежде чем я на чал позорный отход к своему столику внизу. С позиции сегодняшнего дня я вижу, что у мисс Хеммингз были все основания прореагировать на мою выходку подобным образом – глупо было воображать, будто дело Мэннеринга может стать достаточным основанием для того, чтобы произвести на нее впечатление! Но в тот момент я вернулся на место рассерженным и подавленным. Мне пришло в голову, что я не только перед мисс Хеммингз и не только теперь выставил себя ослом, но точно так же я выглядел весь предыдущий месяц и в глазах других людей и мои друзья, невзирая на весь их энтузиазм, тайно посмеивались надо мной.
К следующему дню я был уже совершенно уверен, что полностью заслужил щелчок по носу, который получил. Но эпизод в отеле «Уолдорф», вероятно, все же вызвал у меня по отношению к мисс Хеммингз определенную неприязнь, от которой я так никогда и не смог избавиться и которая, безусловно, оказала влияние на достойное сожаления событие вчерашнего вечера. Однако в тот момент я был склонен воспринять случившееся как предостережение. Оно помогло мне понять, сколь просто сбиться с пути, ведущего к заветной цели. Моей задачей было бороться со злом – особенно с вероломным, скрытым злом, – а это не имело ничего общего с шумной популярностью в светских кругах.
С тех пор я стал меньше участвовать в светской жизни и еще глубже погрузился в работу. Я изучал получившие известность дела, осваивал новые области знаний, которые мог ли когда-нибудь пригодиться. Приблизительно в то же время я начал тщательно исследовать биографии знаменитых сыщиков, прославивших свои имена, и обнаружил, что можно провести строгий водораздел между теми, репутации которых покоились на весомых реальных достижениях, и теми, кто изначально получил импульс к продвижению благодаря высокому положению в обществе. Я понял, что для сыщика существует истинный и ложный путь сделать себе имя. Короче говоря, как бы ни тешили мое самолюбие бесконечные предложения дружбы, которые я получал после раскрытия дела Мэннеринга, случай в отеле «Уолдорф» заставил меня снова вспомнить своих родителей, и я твердо решил: никакие легкомысленные занятия не отвлекут меня от дела.
Глава 2
Раз уж я рассказываю сейчас о том периоде своей жизни, последовавшем за раскрытием дела Мэннеринга, нелишним будет вспомнить и о довольно неожиданном возобновлении знакомства с полковником Чемберленом. Возможно, кому-то покажется удивительным, принимая во внимание роль, которую он сыграл в решающий момент моего детства, что долгие годы мы не поддерживали с ним близких отношений. Но по неведомым причинам связь наша прервалась, и встретились мы с ним снова месяца два спустя после происшествия с мисс Хеммингз в отеле «Уолдорф» совершенно случайно.
Как-то пасмурным днем в книжном магазине на Чаринг-Кросс-роуд я рассматривал иллюстрированное издание «Айвенго», чувствуя: кто-то неотступно стоит у меня за спиной. Решив, что закрываю кому-то доступ к полкам, я отошел в сторону. Но поскольку человек продолжал топтаться позади, мне пришлось в конце концов обернуться.
В тот же миг узнал полковника: он почти не изменился, хотя на теперешний, взрослый, взгляд и показался мне менее суровым и величественным, чем человек, запомнившийся с детства. Человек в макинтоше робко смотрел на меня, пока я не воскликнул:
– О, полковник!
Только тогда он улыбнулся и протянул мне руку:
– Как поживаешь, мой мальчик? Я так и знал, что это ты. Боже праведный! Как поживаешь, мой мальчик?
Глаза его застилали слезы, и чувствовал он себя явно неуверенно, словно боялся, что подобное напоминание о прошлом может расстроить меня. Я постарался всем видом показать, как рад видеть его снова, и, поскольку на улице разразился ливень, мы продолжили беседу в переполненном магазине. Выяснилось, что полковник по-прежнему живет в Вустере, приехал в Лондон на похороны и решил остаться на несколько дней. На вопрос о том, где он остановился, ответил неопределенно, из чего я
