том, как это печально. По ее словам, детство с годами начинает напоминать чужую страну, в которой мы когда-то выросли.
– Видите ли, полковник, для меня эта страна едва ли стала чужой. В определенном смысле я всегда жил именно здесь. И только теперь начинается мой уход.
Миновав японский контрольный пункт, мы въехали в северный район сеттльмента. В этой части города тоже были заметны следы разрушений, а также усиленных военных приготовлений. Повсюду виднелись штабеля мешков с песком и грузовики, набитые солдатами. При приближении к реке полковник скачал:
– Я, как и вы, мистер Бэнкс, очень люблю музыку. Особенно Бетховена, Мендельсона, Брамса. И еще Шопена. Третья соната восхитительна.
– Такого культурного человека, как вы, полковник, все это, – я показал за окно, – должно очень печалить – я имею в виду разорение, ставшее следствием вторжения вашей страны в Китай.
Я боялся, что Хасегава рассердится, но он лишь спокойно улыбнулся:
– Согласен, это достойно сожаления. Но если Япония хочет стать великой нацией, такой, как ваша, мистер Бэнкс, это неизбежно. Так же как это было когда-то неизбежно для Англии.
Несколько минут прошло в молчании, потом он спросил:
– Наверное, вчера в Чапее вы видели отвратительные вещи?
– Да, конечно, видел.
Полковник издал странный смешок, заставивший меня насторожиться.
– Мистер Бэнкс, – вдруг сказал он, – а вы отдаете себе отчет… можете себе представить те ужасы, которые еще грядут?
– Если вы продолжите вторжение в Китай, не сомневаюсь…
– Простите меня, сэр, – все больше приходил в возбуждение он, – я говорю не только о Китае. Весь мир, мистер Бэнкс, весь мир скоро будет вовлечен в войну! То, что вы недавно видели в Чапее, только начало. – Он произнес это победным тоном, но тут же грустно покачал головой и тихо добавил: – Это будет ужасно. Ужасно. Вы даже представить себе не можете, сэр.
Смутно помню первые часы после своего возвращения. Но полагаю, мое появление на территории Британского консульства в виде, приличествующем разве что бродяге, и к тому же в японской военной машине, не слишком покоробило моральные устои местного общества. Помню, какие-то официальные лица, кажется, выбежали нам навстречу, потом меня провели в здание, помню лицо генерального консула, спешившего ко мне вниз по лестнице. Не помню, что он мне сказал, но помню, что я, вероятно, даже толком не поздоровавшись, выпалил в ответ:
– Мистер Джордж, прошу вас немедленно устроить мне встречу с вашим сотрудником мистером Макдоналдом.
– С Макдоналдом? Джоном Макдоналдом? Но почему вам понадобилось переговорить именно с ним, старина? Послушайте, что вам действительно нужно, так это отдых. Мы приведем доктора и…
– Догадываюсь, что из-за усталости выгляжу не лучшим образом, однако не волнуйтесь, сейчас я пойду немного приведу себя в порядок. Но прошу вас, чтобы Макдоналд был здесь, когда я вернусь. Это чрезвычайно важно.
Меня препроводили в комнату для гостей, где мне удалось побриться и принять горячую ванну, несмотря на то что в дверь постоянно стучали. Одним из посетителей был угрюмый хирург-шотландец, который осматривал меня добрых полчаса, уверенный в том, что я скрываю от него серьезное ранение. Другие приходили справиться о моем самочувствии и предлагали разные услуги, минимум троих людей я нетерпеливо посылал узнать, не прибыл ли Макдоналд. Мне уклончиво отвечали, что его пока не нашли; а потом, когда наступил вечер, я провалился в глубокий сон, сморенный не то усталостью, не то каким-то снадобьем, которое дал хирург.
Проснулся я лишь поздним утром следующего дня. Съел завтрак, который принесли в комнату, переоделся в чистую одежду, которую, пока я спал, доставили из отеля «Китай». Почувствовав себя намного лучше, я решил немедленно отправиться на поиски Макдоналда.
Мне казалось, я помнил, как пройти к его кабинету, по предыдущему визиту, но простота расположения комнат в здании консульства оказалась весьма обманчивой, и мне пришлось спрашивать дорогу у нескольких сотрудников консульства. Я все еще не очень понимал, где нахожусь, спускаясь но очередной лестнице, когда вдруг заметил сэра Сесила Медхэрста на площадке внизу.
Утреннее солнце лилось сквозь высокие окна лестничного пролета, освещая серый каменный пол. Больше на площадке никого не было. Сэр Сесил стоял, немного наклонившись вперед, заложив руки за спину, и смотрел вниз, на лужайку перед консульством. Я испытал искушение ретироваться вверх по лестнице, но в этой части здания было безлюдно, и я рисковал выдать себя звуком шагов, поэтому все же спустился на нижнюю площадку. Когда я подошел к сэру Сесилу, он обернулся так, словно давно знал, что я здесь.
– Привет, старина, – сказал он. – Наслышан о вашем возвращении. Должен сказать, здесь поднялась небольшая паника, когда вы исчезли. Ну как, уже лучше себя чувствуете?
– Да, прекрасно, благодарю вас. Только вот выгляжу странновато в этом ботинке. Он мне немного великоват.
Солнце, бившее Медхэрсту в лицо, делало его старым и усталым. Он отвернулся и стал снова смотреть в окно. Там, внизу, три полицейских-сикха сновали по лужайке, складывая в штабеля мешки с песком.
– Вы уже слышали, что она сбежала? – спросил сэр Сесил.
– Да.
– Поскольку вы исчезли одновременно, у меня, естественно, зародились подозрения. Думаю, не только у меня. Вот почему я пришел сюда сегодня: чтобы извиниться перед вами. Но мне сказали, что вы еще спите. Вот я и… сшиваюсь здесь.
– Вам нет нужды извиняться передо мной, сэр Сесил.
– Нет-нет, есть. Вполне вероятно, вчера вечером я тут наболтал лишнего. Ну, вы понимаете, о своих подозрениях. Теперь всем понятно, что я свалял дурака. Но все равно я счел необходимым прийти и объясниться.
Внизу на лужайке появился китаец-кули с тележкой, груженной новыми мешками с песком. Полицейские-сикхи начали разгружать ее.
– Она оставила письмо? – спросил я, стараясь придать голосу беспечность.
– Нет. Но сегодня утром я получил телеграмму. Она, знаете ли, в Макао. Сообщает, что в безопасности и все у нее в порядке, что она там одна и что скоро снова напишет. – Он повернулся ко мне и схватил за локоть. – Бэнкс, я знаю, вы тоже будете по ней скучать. В определенном смысле я бы предпочел, чтобы она сбежала с вами. Она… она очень хорошо о вас думала.
– Для вас это, наверное, оказалось сильным потрясением, – заметил я, просто чтобы что-нибудь сказать.
Сэр Сесил опять отвернулся и довольно долго наблюдал за полицейскими, продолжавшими сновать по лужайке, потом признался:
– Сказать по правде, нет. Это не было для меня потрясением. Я давно говорил Саре, что она должна уйти, уйти и отыскать свою любовь, то есть истинную любовь. Ведь она ее заслуживает, как вы думаете? И именно за этим она теперь и отправилась. Чтобы искать настоящую любовь. Может, и найдет. Где-нибудь там, на просторах Южно-Китайского моря, кто знает? Повстречается, например, с каким-нибудь путешественником – в порту, в отеле… Она, должен вам сказать, сделалась весьма романтичной. Мне следовало давно отпустить ее. – В его запавших глазах стояли слезы.
– Что вы теперь будете делать, сэр? – мягко спросил я.
– Что буду делать? Бог его знает. По-хорошему нужно было бы вернуться домой. Наверное, так я и поступлю. Поеду домой. Как только отдам здесь кое-какие долги.
Сзади, на лестнице, послышались шаги – кто-то спускался вниз, но, заметив нас, задержался. Мы оба обернулись. Увидев Грейсона, чиновника из муниципального совета, я испытал раздражение.
