Не отпускай меня

концу, Томми набирался сил, вероятность получить извещение о четвертой выемке все увеличивалась, и мы понимали, что надолго ничего откладывать нельзя.

У меня было как никогда много работы, и я не появлялась в Кингсфилде почти неделю. Приехала утром, и, помню, лило как из ведра. В палате у Томми была тьма, и слышно было, как из желоба за окном хлещет вода. Он только что ходил в общий зал завтракать с другими донорами, но уже вернулся и теперь сидел на кровати с безучастным видом, ничем не занимаясь. Я вошла измученная – нормального ночного сна у меня не было бог знает сколько – и просто-напросто рухнула на его узкую койку, отодвинув его к стене. Я лежала так, лежала и точно уснула бы, если бы Томми не теребил все время мои колени пальцем ноги. Наконец я села с ним рядом и сказала:

– Томми, я вчера видела Мадам. Не говорила с ней, нет. Но видеть видела.

Он посмотрел на меня, но по-прежнему молчал.

– Я видела, как она идет по улице и входит к себе в дом. Рут все правильно написала. Улица, дом – все сходится.

И я рассказала ему, что накануне под вечер, поскольку так и так была на южном побережье, заехала в Литлгемптон и, как и предыдущие два раза, прошла по длинной приморской улице мимо домов, стоящих сплошными рядами и носящих такие названия, как «Гребень волны» или «Морской вид», до скамейки у телефонной будки. Я села и, как и те два раза, стала ждать, не сводя глаз с дома напротив.

– Прямо как в детективном фильме. В прошлые приезды я по полчаса и больше так просиживала – и ничего, совсем ничего. Но вчера было какое-то чувство, что мне повезет.

Я была так вымотана, что едва не отключилась прямо на этой скамейке. Но потом подняла голову – и сразу ее увидела, она шла по улице в мою сторону.

– Просто что-то потустороннее, – сказала я. – Она была в точности такая же. Может, только лицо чуть постарело, а так – никакой разницы. Даже одежда не изменилась. Тот же элегантный серый костюм.

– Это не мог быть именно тот костюм.

– Не знаю. Выглядел как тот.

– Поговорить с ней, значит, не попыталась?

– Конечно нет, глупенький. Тише едешь – дальше будешь. Она не очень-то к нам была добра, если помнишь.

Я сказала ему, что она прошла мимо меня по той стороне, ни разу не повернув ко мне голову; на секунду мне показалось, что она минует и дверь, на которую я смотрю, – что Рут дала неверный адрес. Но Мадам резко повернулась у калитки, в два-три шага промахнула коротенькую дорожку и скрылась в доме.

Когда я договорила, Томми некоторое время молчал. Потом спросил:

– Ты уверена, что не нарвешься на неприятности? Ездишь и ездишь куда тебе не положено.

– А ты думаешь, почему я такая уставшая? Моталась круглыми сутками, чтобы успеть и туда и сюда. Но теперь хотя бы мы нашли ее.

Дождь за окном лил и лил. Томми лег на бок и положил голову мне на плечо.

– Рут здорово о нас позаботилась, – тихо сказал он. – Все без ошибки.

– Да, это правда. Теперь дело за нами.

– Ну и какой же план, Кэт? Есть он у нас?

– Просто поехать к ней. Поехать и спросить. На следующей неделе, когда я повезу тебя на анализы. Я устрою так, что тебя отпустят на весь день. На обратном пути заедем в Литлгемптон.

Томми вздохнул и глубже зарылся лицом мне в плечо. Со стороны могло бы показаться, что он не испытывает большого энтузиазма, – но я-то знала, что он чувствует. Сколько времени мы все это обдумывали – отсрочки, его теорию насчет Галереи и прочее – и теперь вдруг пожалуйста. Само собой, это немножко пугало.

– Если у нас получится, – сказал он наконец. – Предположим. Вот она нам дала три года – делайте что хотите. И что мы тогда? Понимаешь, Кэт, о чем я? Куда мы отправимся? Здесь оставаться нельзя, здесь донорский центр.

– Не знаю, Томми. Может быть, она пошлет нас обратно в Коттеджи. Хотя лучше бы еще куда- нибудь. В Белый особняк, например. Или, может, у них есть какое-нибудь другое место. Совсем отдельное – для таких, как мы. Посмотрим, что она скажет.

Еще несколько минут мы тихо лежали, слушая дождь. Потом я начала теребить его ступней, как он меня раньше. В конце концов он ответил тем, что скинул мои ноги с кровати.

– Если мы и правда едем, – промолвил он, – надо решить насчет животных. Ну, выбрать лучших, каких мы возьмем. Может быть, шесть или семь. Надо с умом к этому подойти.

– Хорошо, – сказала я. Потом встала и потянулась. – Я думаю, больше стоит взять. Пятнадцать, даже двадцать. Да, поедем и спросим ее. Ведь не съест же она нас. Поедем и поговорим.

Глава 21

От дней перед тем, как мы отправились, у меня сохранилась в воображении эта картинка: мы с Томми стоим перед ее дверью, набираемся смелости нажать кнопку звонка, потом с колотящимся сердцем ждем. Но вышло так, что от этой особой муки мы были избавлены.

Немножко удачи нам по справедливости полагалось, потому что день до этого складывался не очень удачно. На анализы мы опоздали на час – забарахлила машина. Потом из-за неразберихи в клинике три анализа пришлось переделать. В результате Томми почувствовал головокружение и слабость, и в машине, когда мы ближе к вечеру отправились наконец в Литлгемптон, его укачивало, и я то и дело останавливалась, чтобы он мог выйти и подышать.

Приехали почти в шесть часов. Я поставила машину за бинго-холлом, Томми вынул из багажника сумку со своими тетрадками, и мы пошли к центру города. Погода весь день стояла отличная, и, хотя магазины уже закрывались, около пабов было людно: жители сидели за столиками, беседовали, выпивали. От ходьбы Томми становилось все лучше, и в какой-то момент он вспомнил, что из-за анализов пропустил ланч, и сказал, что хочет подкрепиться перед предстоящим. Мы начали было искать место, где можно купить сандвич навынос, – и вдруг он так ухватился за мой локоть, что я испугалась, не приступ ли у него какой-нибудь. Но он тихо сказал мне на ухо:

– Вон она, Кэт. Идет мимо парикмахерской.

Это и правда была она. В своем аккуратном сером костюме, точно таком же, как те, что всегда носила, она шла по другой стороне улицы.

На разумной дистанции мы двинулись следом – сначала через пешеходную зону, потом по почти пустой Главной улице. Мы оба, кажется, вспомнили, как в другом городке шли за женщиной, которую считали «возможным я» для Рут. Но на сей раз все было куда проще, потому что вскоре Мадам вывела нас на эту свою длинную приморскую улицу.

Из-за того, что улица была совершенно прямая и вечернее солнце освещало ее всю до конца, оказалось, что мы можем отпустить Мадам, не рискуя ее потерять, очень далеко. Она уменьшилась чуть ли не до точки, но стук ее каблуков все время был слышен, и глухие ритмические удары сумки Томми о его ногу казались своего рода отзвуком.

По этой улице, застроенной одинаковыми домами, мы следовали за ней довольно долго. Потом дома на той стороне кончились и вместо них появились ровные лужайки, за которыми виднелись крыши киосков, стоящих вдоль моря. Хотя самой воды видно не было, по большому небу и крикам чаек чувствовалось, что она близко.

Но по нашей стороне дома все тянулись, и спустя какое-то время я сказала Томми:

– Скоро уже. Видишь вон ту скамейку? На ней я тогда сидела. Дом – напротив.

До этого момента Томми был довольно спокоен. Но теперь что-то с ним случилось, и он пошел гораздо быстрее, как будто хотел ее нагнать. Между Мадам и нами никого не было, Томми все уменьшал интервал, и мне пришлось потянуть его за руку, чтобы он не спешил. Я все время боялась, что она