наступило резкое ухудшение самочувствия. Ушел от контакта — состояние улучшилась.
— Твоя логика хромает, Петр.
— В чем?
— В том, что не было у меня никакого контакта!
— А вылазка?
— Я был в гермоскафандре, а потом прошел дезокамеру. Что же я, космической инструкции не знаю?!
— Зря горячишься, — сказал Коробейников. — Наше дело — дотошно разобраться во всем. Ведь, кроме прямого контакта с бурым веществом, мог быть еще и косвенный…
— Это о чем, Петр?
Капитан пожал плечами…
— И сам точно не знаю, Стафо. Пока только интуиция старого космического волка, не более.
— А все-таки как ты себе это представляешь — косвенный контакт? — не отставал штурман.
— Например, некий магнит… — начал Коробейников после паузы. — Ты не знаешь его свойств, но хочешь избавиться от его воздействия. С этой целью ты запираешь его в герметический контейнер и думаешь, что достиг желаемого. Между тем магнит продолжает воздействовать на окружающее пространство, и на тебя тоже…
— Боже, какой же я идиот! — воскликнул Стафо и хлопнул себя по лбу и глубоко задумался.
— Чем ты занят, Роб? — обратился капитан к роботу. Тот в ответ промычал что-то нечленораздельное.
— Чудеса продолжаются, — покачал головой Коробейников. — Впервые за годы полета Роб не отвечает на вопрос!
Заинтригованный донельзя, капитан подошел к роботу. Тот стоял перед контейнером, сосредоточенно изучая одну точку квадратной грани куба.
— Что ты там обнаружил, Роб?
— Каверна. Без оптического прибора вы ничего не увидите. — Не сходя с места, он далеко протянул щупальце и, взяв на рабочем столе Марии микроскоп, отдал его Коробейникову.
Капитан приблизил микроскоп к подозрительному месту на контейнере, прильнул к тубусу и энергично завертел винты настройки.
— Что там, Петр? — спросил Стафо.
Вместо ответа капитан присвистнул и через несколько секунд, подвинувшись, уступил место у микроскопа штурману.
Штурман прильнул к тубусу. Перед ним блестела бесконечная серебристая поверхность передней грани контейнера. А посреди нее зиял глубокий кратер с рваными, как обожженными, краями.
— Что это? — прошептал Стафо.
— Из контейнера произошла утечка, — бесстрастно, как всегда, произнес робот.
— Утечка чего? — повысил голос Стафо. — Ведь колба, как мы только что убедились, в порядке: она на месте и герметично закрыта!
— Это верно, — сказал Роб, — бурое вещество на месте. Но могла произойти утечка его эманации.
— Роб, веди нас, — перебил его капитан, — Мы пойдем за тобой.
Коробейников и Стафо, ведомые роботом, покинули отсек Авериной и двинулись по коридорному сектору. Роб еле двигался, напряженно вглядываясь в слабо освещенный пол.
— Я знаю, куда ведет этот след, — сказал Роб. — В биозал.
— Нет! — крикнул Стафо. — Только не это!
Дальнейший путь они проделали в молчании. Стафо чувствовал, что сердце, раздувшееся в болезненный ком, вот-вот выскочит из груди.
Когда они вошли в биозал, Стафо приник лбом к люку, за которым спала Мария.
— Но почему? — прошептал он. — Почему эта проклятая эманация, или не знаю там что, добралась сюда? Почему она меня не поразила?
…Какое-то время они пребывали в оглушенном состоянии. Нужно было выработать план действий, на что-то решаться, но сделать это было непросто. Сознание ответственности, свалившейся на них двоих, сковывало, подавляло.
Пробирку с бурым веществом они уничтожили в тот же день! Распылили ее в аннигиляционной камере «Ренаты». Но для капитана и штурмана это было слабым утешением.
«Электрон» оказался в гораздо лучшем состоянии, чем ожидал найти его Дор. Оставалось только сменить кое-какое устаревшее оборудование. Но тут Дора одолели сомнения…
Нет, он не сомневался в том, что чужой корабль должен быть уничтожен. Дело было в другом. Некогда, еще на Земле, на другом берегу времени, люди привили Дору универсальное правило поведения: всегда, при любых обстоятельствах проявлять осторожность, уважение к жизни, в каких бы формах она ни существовала. И хоть много веков протекло с тех пор, многое из того, что происходило с Дором позже, потускнело в его памяти, но те первые правила все помнились, и Дор ждал.
«Что ж, чужаку в любом случае из ловушки не выбраться, — рассуждал он. — Дождусь, когда погаснут оба огонька, и тогда уж…»
Стафо лежал в гамаке, устремив глаза в потолок.
— Время на вахту, — сказал ему капитан.
Стафо махнул рукой.
— Там Роб, он отлично справится без меня, Да и кому нужна эта вахта? Самообман. Корабль влип в пространство, как муха в патоку. И вокруг ничего не видно. Только эти чертовы картинки на экранах… С ума они меня сводят.
— А я к ним притерпелся. Даже интересно.
— Куда интересней!
— Вставай. Нельзя опускать руки.
— Все равно мы обречены, и рано или поздно погибнем, как те, в биованнах…
— Но разве мы, живые, сделали все, что в наших силах?
Стафо нехотя поднялся. Донельзя исхудавший, желтый, он напоминал мумию.
— Знаешь, штурман, есть такой афоризм: если ты не будешь убивать время, оно убьет тебя, — уже спокойно продолжал Петр Коробейников. — Пока человек жив, жива и надежда. Пойдем-ка в отсек Авериной, еще раз поколдуем над загадкой анабиоза.
Капитан предложил отсек Марии не без задней мысли: только там Стафо немного оживлялся и приходил в себя.
— Афоризм насчет времени, которое убивает, сам небось придумал? — спросил Стафо.
— Сам, — признался капитан.
Они надолго умолкли.
— Послушай, Петр! — нарушил молчание Стафо. — Ты веришь, что они проснутся когда-нибудь?
— Видишь ли, Стафо, в состоянии глубокого анабиоза человеческий организм гораздо менее уязвим к разного рода воздействиям. Зачем далеко ходить? На меня же, как видишь, никакая эманация не подействовала. Да, кстати, и на тебя тоже.
— Так, может, рискнем, Петр? — произнес Стафо, и глаза его лихорадочно заблестели. — Черт с ней, с автоматикой! Давай сами включим механизм пробуждения.
— Я уже сказал — нет.
…Стафо почти все свое время проводил в биозале. Что касается капитана, то он вел обычный напряженный образ жизни. Делал зарядку до седьмого пота, каждый день занимался, на тренажере. Много времени проводил за наблюдением картинок на экране. Приводил в порядок записи в бортжурнале, классифицировал и сортировал информацию, накопленную «Ренатой» в полете.
