Михайлишину.
— Ты предполагаешь, что он замешан в убийстве?
— Трудно сказать… Меня очень волнует записка. Почему он остался жив? Ведь до сих пор убийца был весьма точен в свои обещаниях.
— Предполагаешь, что Михайлишин сочинил себе такое оригинальное алиби?
— Алиби у него стопроцентное. Это мы уже проверили.
— Михайлишина, я знаю много лет, и очень сомневаюсь в его причастности к убийству. А вот записка. Я считаю, это все-таки очень серьезно. Боюсь, что жизнь адвоката под угрозой.
Полковник, тяжело вздохнув, поднялся из-за стола и подошел к окну. Солнце уже закатилось, оставив после себя золотисто-розовые следы на курчавых облаках, которые толпились у края темно- фиолетовой тучи. Зигзаги молний кромсали ее тяжелое тело, настойчиво подгоняя поближе к городу. Ночь обещала пролиться живительной влагой на иссушенную зноем землю.
10
Маленький антикварный магазин находился в полуподвальном помещении старого особняка, приспособленного под различные учреждения. Обшарпанные ступени привели Бикезина в просторный зал с серым, в ржавых разводах потолком. Вдоль стен стояли обломки мраморных колонн, какие-то горшки самых разнообразных форм и размеров, деревянный резной столик на причудливо изогнутых ножках, огромные канделябры с искорками облупившейся позолоты. В глубине магазина, у длинного застекленного прилавка, стояли две женщины, рассматривали красивый фарфоровый сервиз. Под стеклом витрин уютно расположились старинные фолианты с застежками, маленькие иконки, разнообразные поделки из яшмы, малахита, сердолика и других камней, бронзовые статуэтки, пепельницы, старинный письменный прибор, портсигары, бумы, гребни, кучи всякой антикварной мелочи.
— Вы что-то хотели купить? — Невысокий полноватый человек в старом потертом халате неопределенного цвета приветливо улыбнулся Бикезину из-за прилавка.
— Нет, нет, я совсем по другому делу. — Капитан протянул свое удостоверение.
— Опять милиция! Месяц назад — милиция, вчера — милиция, сегодня тоже. Бог мой, что такое? Чем провинился этот несчастный магазин?..
— Извините, с кем имею честь?
— Либерман, Давид Моисеевич. Директор, продавец, грузчик, уборщица и еще бог знает кто в одном лице…
— Мне нужно с вами побеседовать.
— О, я так и знал. Сначала беседуют, потом забирают… А потом извиняются и выпускают. Что можно иметь с этого барахла? Кроме неприятностей?..
— Давид Моисеевич! Я к вам пришел, представьте себе, на консультацию.
— На консультацию? Это меняет дело! Вы правильно пришли, молодой человек. Простите, товарищ капитан… Давида Либермана многие знают. Он может ответить на любой вопрос касательно антиквариата, оценить правильно любую вещь…
— Во-первых, Давид Моисеевич, этот разговор должен остаться между нами…
— Ой вей! О чем речь?! Я буду нем как могила.
— Во-вторых, насколько мне известно, через ваш магазин вместе с различной дребеденью иногда проходят вещи большой исторической ценности, которые, естественно, и стоят приличную сумму.
— Да, вы правы. Но что вас конкретно интересует?
— Иконы. Как производится купля-продажа, цены и кто покупает?
— Если на комиссию поступают иконы, то прежде всего их осматривает эксперт художественного фонда. Некоторые из них, имеющие большую ценность, покупают по рекомендации эксперта музеи. Остальные идут в продажу.
— А цены?
— В пределах от пятидесяти рублей и до пяти тысяч.
— Да-а, приличные суммы… И покупают?
— Вы спрашиваете!..
— А кто постоянно скупает иконы высокой стоимости?
— У меня есть квитанции, но я могу и так назвать, если это вам нужно.
— Пожалуйста…
— Колядко, Зильберштейн, Козлов, Брагин… Ну и еще, пожалуй, Сосновский.
— А Ковальчук у вас покупал иконы?
— Товарищ капитан! Так бы, вы сразу и сказали, что вам нужен Ковальчук. О-о, это был великий человек! Он сюда и не заходил, его наш хлам не интересовал. Ковальчук знал толк в иконах, он имел большие деньги и большие связи. За одну икону из своей коллекции он мог безбедно дожить до глубокой старости…
— Откуда вам это известно?
— Либерман все знает! Одну из его икон я держал в руках. Это такая икона!.. Нет, вы себе не можете представить…
11
Старший лейтенант Кравцов долго стучал в калитку ворот соседей Ковальчука. Здоровенный пес лаял взахлеб, кидался на сваренные из стальных прутьев ворота, угрожающе щелкая белыми клыками почти на уровне лица инспектора уголовного розыска. Наконец дверь отворилась, и на крыльцо вышел худой взъерошенный хозяин дома в полосатых пижамных брюках и линялой тенниске.
— Вы ко мне?
— Да, к вам. Уберите, пожалуйста, собаку.
— Рябко! Пошел вон! Сейчас я его закрою в будке.
Уютная небольшая комната встретила истомившегося от полуденного зноя Кравцова приятной прохладой. Торопливо смахнув с полированной крышки стола невидимые пылинки, хозяйка усадила его на стул у окна и выскочила на кухню.
Вошел хозяин, переодетый в новые брюки и рубаху.
— Вы как раз кстати — мы только обедать собрались. Сейчас Мотря на стол накроет.
— Спасибо, я не хочу. Мне нужно кое-что спросить у вас…
— Э-э, нет, нет! У нас так не водится! — Хозяйка постелила скатерть и принялась торопливо ставить на стол все возможные закуски, соленья, салаты. — Уж коль вы в гости к нам пожаловали — будьте добры к столу.
— Незваный гость хуже татарина, — пошутил Кравцов. — Да еще из милиции.
— Ну не скажите! Мы люди честные, это пусть у других поджилки трясутся при виде милиционера, у тех, кому есть что скрывать. А гостя не приветить — грех большой, так меня еще мама учила, царство ей небесное…
После обеда, уютно устроившись в тени небольшой беседки в глубине сада, Кравцов начал расспрашивать гостеприимных хозяев о их бывшем соседе Ковальчуке.
— А что можно сказать о нем? Человек простой, обходительный, муху не обидит. Но денежки у него, конечно, Водились… Да вы сами посудите — зубной врач! И притом хороший, люди к нему валом шли, отбоя не было. Ну и, ясное дело, не бесплатно…
— Да ты что, Иван, заладил! — вмешалась хозяйка. — Что ты о нем знаешь?! Вам, мужикам, главное — если не отказывается рюмку за компанию опрокинуть, значит, хороший человек. Изверг он был! Оно и нельзя про покойника плохое говорить — так ведь правда же. Жена его, Ксюшка, через день в синяках
