— Билли, не устал от амурных писем? Работа есть.
Мой компьютерный гений в последнее время увлекся электронной перепиской.
— Весь внимание, Создатель.
Пока я добирался домой, кое-что обдумал.
— Мы должны подготовить Президенту очередное Послание Федеральному собранию.
— На тему?
— На тему — Великая национальная идея.
— Что-то новенькое.
— Придется потрудиться.
Решив, что свою лепту в решение поставленной задачи внес, я занялся обустройством быта. Сессионная возня накопила на рабочем столе и диване книги, в кухне грязную посуду и пыль по всей квартире. Уборка отняла два дня. К исходу второго понял: если так бросаться на работу, очень скоро останусь без нее и помру со скуки. Решил упорядочить трудовой день.
Подъем в шесть утра. До восьми бегаю по парку, подтягиваюсь на детской площадке, отжимаюсь, хожу на руках — к великому удовольствию самых юных «жаворонков», их мам, нянь и бабушек.
Потом готовлю себе завтрак, завтракаю. До двенадцати работаю над задачей Президента. После двенадцати, отобедав, сажусь спиною на диван часика этак на три.
Потом опять к компьютеру до 18–00. Ужин.
До одиннадцати вечера занимаюсь в спортивном комплексе — удобное время: у профессионалов заканчивается рабочий день, собираются любители с пропусками вроде меня.
В 24–00 отбой.
Это в идеале. На практике:
— Билли, как дела?
— Чисто, Создатель, не единой путной мысли.
— Чем сутки занимался?
— Судя по результатам — ничем.
— Давай вместе думать.
— Давай по раздельности.
— Обижаешь.
— Прости, Создатель. Есть какие мысли — выкладывай.
— В том-то и дело…
— Тогда ты думай, а я буду собирать первичную информацию.
Думать за столом тяжковато — в сон клонит. Встал, походил. Забрел в мамину комнату. Знакомый аромат французских духов царапнул по сердцу. Я уж отзвонился, похвастал итогами сессии, сообщил, что завален работой и на Холодянку вряд ли попаду.
— Не много потеряешь, — радостно сообщила мама. — Тут комарье, ночами заморозки, днем — солнечные ожоги. Видел бы ты мой фейс.
— Очень хочу видеть.
На стене висела забытая хозяйкой походная гитара — на рюкзачном ремешке с голубым бантиком. Взял в руки — запахи дыма костра, сосновой смолы и еще чего-то тревожащего душу. Приложился ухом — не шумит ли прибой. Нет. Звуки надо было рождать. И мне захотелось.
— Билли.
— Что-нибудь надумал, Создатель?
— По теме нет. Открой мне самоучитель для гитары — под музыку лучше думается. Как тебе струнный звук, не помешает?
— Нет, Создатель. Думай под музыку.
Через неделю умел уже брать аккорды и начал пробовать голос.
— Билли, послушай.
— Увы, Создатель, недоступно.
Я побренчал на гитаре, спел песенку, очень и очень задорную. Отложил инструмент.
— Ну, как дела?
— Готов подписаться под «Умом Россию не понять».
— И только-то за десять дней?
— Увы.
— Сдаваться будем?
— Ни в коем случае, что-нибудь придумаем.
— Ну, думай-думай. Пойду пройдусь.
Спустился во двор. Он не был мне чужим. Когда-то дошкольником бегал здесь, играл вон на той детской площадке, в хоккейной коробке. Мама писала свои диссертации, и бабушка забирала меня к себе, в этот дом. У меня были здесь друзья. Вспомнил Жанку. Шустрая девчонка-сверстница — в первый же день знакомства отколотила меня. А потом всегда заступалась. Где она теперь?
Только подумал — Жанка навстречу. Или не Жанка? Или Жанка?
— Жанка?
Худенькая девушка с нервным лицом приостановилась, вглядываясь.
— Алекс? Ну, точно! Лешка, привет! Какими судьбами?
— Живу в бабушкиной квартире.
— Соседи, стало быть. Женат, холост? Учишься или работаешь?
— Учусь, холост. А ты?
— Была, за папуасом. Представляешь, поехала, дура, к нему в Черномордию, ну в Африку, — людоед оказался. Сынишку отнял, сама еле вырвалась, благо гражданство не поменяла.
— Жанка, — я был рад встрече и ласково потрепал ее по щеке.
— Но-но, студент, сначала научись зарабатывать, потом женись…
— Студенты, значит, не в моде?
— За тебя, наверное, пошла бы — у тебя предки богатые.
— Разошлись они.
— Бывает. Играешь? — Жанка царапнула струны ногтем. — Приползай вечером в коробку — потусуемся.
У меня совсем не было сексуального опыта, и я подумал, неплохо бы приобрести его с Жанкой. Она чмокнула меня и ладошкой размазала помадный след по щеке:
— Пока.
Я посмотрел ей вслед, на худой вихлявшийся зад, и мне расхотелось приобретать сексуальный опыт с Жанкой. Однако ради вечернего рандеву перекроил распорядок дня — после Адмиральского часа укатил на тренировку.
— Алекс вернулся, — представила меня Жанка кучке молодых людей от пятнадцати до двадцати лет, оккупировавших перед закатом хоккейную коробку.
Я не увидел знакомых лиц — мне тоже не обрадовались. Девицы курили в кругу, дрыгали ногами, крутили попами. В другом кругу ритмично поводили плечами парни. Музыкально оформляли тусовку два гитариста — один в полосатой майке десантника, у другого на предплечье рядом с якорем темнела наколка — КТОФ. Я кивнул на них Жанке и, получив высочайшее позволение, перебрался на скамейку к оркестровой группе. Послушал, попробовал и присоединился. Десантник хмыкнул неопределенно, моряк кивнул ободряюще.
— Билли, как дела?
— Пытаюсь создать математическую модель человека.
— Думаешь, это возможно? А для чего?
— Чтобы понять, чем он дышит, о чем думает, чего хочет.
— Я тебе и так скажу — дышит кислородом, думает о сексе, хочет денег.
— Умно.
— Ну, трудись-трудись.
Следующий мой вечерний визит в хоккейную коробку был менее удачным. Возможно, сказалось
