Спешу в сторожку. Возле дома несколько иномарок — в основном, джипы. Молодые люди. Водители? Телохранители? В доме тишина. Зато за домом… Пьяные полуодетые мужики, иные в простынях, суетятся по саду. Это хозяева иномарок. Прохожу к сторожке, дергаю дверь — закрыто. За спиной голос:
— Думаешь, там? А ну-ка, ломай дверь.
Поворачиваюсь. Пьяная рожа, брюхо висит над брюками,
голое тело лоснится — потом ли, дождем. Телку на круг? Мой удар в челюсть вышибает из него если не мозги, то сознание.
Вам когда-нибудь приходилось бить врага? Ненавистного, но беспомощного. Возникает чувство головокружительно неустойчивого состояния души: вроде бы нельзя так-то вот, но ведь заслужили. Я метался по саду, круша эти пьяные морды, покусившиеся на честь жены моего отца. Не зная ее судьбы, распалялся все больше, скатываясь к звериному облику. Замелькали охранники, и они полетели в кучу- малу. А не лезьте под горячую руку. Наконец один догадался прицелиться в меня из пистолетика. Все. Финита ля комедия. На его требование сунул руки в карманы.
— Я советник Президента Гладышев. Можете покинуть усадьбу, иначе через полчаса вас повяжут люди его охраны. Хотите проверить?
Кто-то узнаёт мой фейс. Проверять не хотят — суетятся, собираясь. Подбирают павших в саду, хлопают дверцами машин. Урчат моторы, машины отъезжают. Закрываю ворота, обыскиваю усадьбу.
— Мирабель.
Обхожу дом. Заглядываю в сауну. Здесь остатки пиршества. Ее нигде нет. Снова выхожу в сад.
— Мирабель!
— Я здесь, — она выходит из кустов малины, насквозь мокрая, дрожит, зуб мимо зуба. В простеньком платьишке, в передничке горничной.
— Что они с тобой сделали?
Качает головой — ничего.
Открываем сторожку. Я к печи, поджигаю заложенные дрова.
— Раздевайся.
Она стоит, дрожит, опустив руки. Вода капает с ее платья.
Налил коньяк до краев стакана.
— Пей.
Она выпивает, клацая зубами по стеклу.
Снимаю с нее передник, расстегиваю пуговицы платья.
— Раздевайся — и в постель. Я отвернусь.
Повернулся, когда скрипнули пружины кровати. На полу
платье, лифчик, трусики. Все мокрое. Развешиваю над загудевшей печью.
Подхожу с водкой в руках.
— Давай сюда стухши.
Растираю до красноты.
Мирабель дрожит. Смотрит на меня глазами умирающего лебедя.
К черту!
— Повернись на живот.
Срываю с нее одеяло. Вижу совершенно нагое и прекрасное тело, покрытое гусиной кожей. Щедро лью водку на спину. Втираю в кожу ягодиц, бедер.
Мирабель дрожит. Ее все еще бьет озноб.
— Повернись.
Лью ей огненную воду меж хорошеньких грудей, растираю шею, живот, бедра. И коленки, которые совсем даже не костлявые, скорее наоборот. Очень приличные ножки. И тело такое же.
Укутываю его в оба одеяла. Мирабель дрожит.
Черт! В сторожке пышет жаром от огромной печи. Неужели так глубоко проник холод в это хрупкое изящное создание? Поднимаю ей голову, подношу к губам стакан с коньяком. Она послушно пьет, как и первый раз, не морщась.
Черт!
Не отдам эту женщину ни смерти, ни хворям. Скидываю с себя одежду. Всю. Придвигаю вторую кровать. Втискиваюсь к Мирабель под одеяла. Прижимаю ее спину к своей груди.
Прижимаюсь чреслами к ее ягодицам. Зажимаю меж лодыжек ее ступни. Мну в ладони ее груди. Согреваю дыханием и целую ее шею, увязая в мокрых волосах. Не замечая, вхожу в раж.
Мирабель поворачивается ко мне:
— Это плата за твои хлопоты?
Может быть, раньше эти слова и могли бы меня остановить. Но это раньше, теперь нет.
Кажется, Мирабель не бьет лихорадка. Ее трясет, но уже иная природа этого явления. Тело ее горит, а пальцы исступленно впиваются в мои лопатки.
На эксгумации Мирабель становится плохо.
Под крышкой в гробу обнаруживается безглавое тело.
Я даже не могу понять, отцу ли оно принадлежало.
Уношу Мирабель в «неотложку», стоящую за оградой кладбища. Кладу в носилки. Медработница хлопочет над ней.
Меня осаждает следователь. Что имею сказать по поводу инцидента? Пожимаю плечами. Ничего. Он к Мирабель. Вот надоеда.
Голова идет крутом, душа разрывается.
Мирабель еще слаба после вчерашней купели. Ей нужно внимание.
Становится ясным, что тут выкапывали ночные хлопцы. И не ясно, для чего им это. Билли! Только он мог сейчас помочь. Он же намекал, что знает что-то.
Прощаюсь с Мирабель.
— Потерпи немножко. Сделаю кое-какие дела, заберу тебя вместе с Костиком.
Отправляю Мирабель на «неотложке» в больницу.
Обезглавленный труп увозят в морг.
До райцентра добираюсь в машине следователя. Оттуда в столицу на такси.
— Билли, что произошло с моим отцом?
— Классно дерешься, Создатель.
— Я задал вопрос.
— В головной мозг твоего отца был вживлен микрочип, который по команде извне не спеша и планомерно разрушал его организм.
— ГРУ?
— Да.
— Дед?
— Да.
— Где он сейчас?
— У себя на даче.
— Соедини с ним.
В кармане заволновался мобильник.
Приложил к уху — длинные гудки. Голос деда объявил, что он слушает.
— Надо поговорить.
— Приезжай.
Дед стал пользоваться личной охраной. У ворот дачи в черном «бумере» сидели два молодчика. К чему это? Отпустил такси, направился к воротам — один трубку к уху.
Дед сидел в качалке на веранде. На мой «привет» кивнул головой. Давненько мы не общались. Уж лет несколько. С того самого дня, как, вычислив, куда подевались Никушки и на чьи деньги существуют, дед наехал на меня. Орал в трубку — и такой-то я и сякой. Я молчал и слушал, пока он не доорался до:
— …чтобы через полчаса эти потаскушки…
Тут я взорвался:
