Лерочка, — хотела прийти, прибраться. «Да, родная, — сказал я, — рад буду тебя видеть».
Сразу все вспомнил и захотел поглядеть записанный ночью файл, но не смог не только найти его, но даже пароль на память не приходил. Так все и пропало. Значит, на то была воля Господа. Больше я файл не искал — пропало, значит, так тому и быть. И больше я ничего не записывал — нельзя дважды искушать судьбу и идти против воли Творца, высказанной столь очевидно.
Но я все помню, отец Александр, помню и знаю, что было мне дано искушение. Искушение — не грех, верно? Грешным может стать преодоление искушения или, если поддашься… Возможно, я должен был в тот же день прийти к исповеди и вам, своему духовнику, поведать о жизнях, вошедших в мою память. Но в тот день я был так разбит… Лерочка, приехав, дала мне лекарство, посетовала на мой не очень здоровый вид и опять, в который раз, завела речь о том, что мне следует переехать в староприимный дом, где старики вроде меня доживают остаток дней без забот, но не без печалей, какими полна старость и каких я хотел избежать, оставаясь один в своем жилище. Может, и это был грех, грех гордыни, я слишком надеялся на свои слабые силы и думал, что лучше умереть среди знакомых, привычных, родных вещей, нежели, пусть и в покое, но среди чужих и чуждых… Это грех, и я прошу вас, отец Александр, отпустить мне его, ибо не хотел я причинять никому никаких хлопот, но старики эгоистичны, вы знаете…
Случилось это семь лет назад, в январе двадцать четвертого. С той поры каждый свой поступок я стал сверять с иными моими жизнями, изумляться происходившему и пытаться понять суть и причину Господней милости. По зрелом размышлении, отец Александр, я пришел к выводу, что не случайно дана мне эта память, это знание. Ни одного мгновения я не сомневался, что все, о чем я так неожиданно вспомнил, действительно происходило со мной. Четкость, ясность, безусловность моей памяти для меня — профессионального астронома — однозначное свидетельство реальности. Каждый ощущает разницу между сном и бодрствованием. Каждый может отличить воспоминание о реальном событии от бесовского наваждения, порожденного выпитым, например, или наркотическим препаратом, искажающим восприятие. Никогда в жизни — ни в этой, ни в каких других — я не принимал наркотиков. Выпивать тоже не любил — разве что рюмочку сладкого по праздникам: на Рождество, Крещение, Пасху и еще в день тезоименитства Его Императорского величества. Вы знаете меня не первый год, отец Александр: я был крещен, как положено, и крестным моим отцом был замечательный человек Иван Дмитриевич Богатов, автор «Песни о государстве Российском».
Мать моя Вероника Власьевна Дубинина, в девичестве Федорова, была женщиной высоконравственной и воспитание мне дала соответствующее. Отец, Михаил Владимирович Дубинин, погиб во Вторую Отечественную — ушел на фронт рядовым и не вернулся, его призвали в самом конце военных действий, он только и успел доехать до передовой, его часть брала Бухарест там его и убило. Я родился через полгода после его гибели и за два месяца до великой победы.
Знаете, отец Александр, почему я стал астрономом? В детстве любил смотреть на звезды, это понятно. Рисовал созвездия по контурам звездных россыпей. Помещал на небо героев любимых сказок: была там Курочка-ряба, и Змей Горыныч, и Серый волк, и Емелю я изобразил, где на обычных звездных картах находится созвездие Ориона. Но в школе я мечтал стать не астрономом, а писателем. Мечтал стать известным, как Семенов, прославивший себя романом «Живые и мертвые». Как потрясающе показаны там государь-император и его семья, их страдания о родине в дни тяжких испытаний! Хотел писать, как Фалеев, я зачитывался его «Молодой гвардией», поручик Кошевой, партизан, духовный наследник Дениса Давыдова, не давал мне спать по ночам…
Но я не стал писателем, отец Александр. В последнем классе, когда нужно было выбирать жизненную дорогу, я пошел на исповедь, это было еще в Баку, я был прихожанином церкви Святых Жен Мироносиц, там меня выслушал отец Константин, замечательный человек и пастырь, я всю жизнь ему благодарен. Поведал о своих мечтаниях и метаниях, и о безответной любви к Марине Светловой, она училась в пансионе, что был от нас на соседней улице… Отец-Константин мудро сказал: «Грех плотской любви простителен в молодости, думай о душе, только глас душевный, исходящий из сути твоей, подскажет тебе правильную дорогу. И запомни: лучше быть первым на деревне, чем вторым в городе, ты понял меня?»
Я понял. Я и сам знал, что не смогу писать ни как Семенов, ни как Фалеев. А быть хуже… И я поступил на физический факультет нашего Бакинского университета. Мама благословила меня, она хотела видеть сына ученым, считала литературную стезю недостойным применением моего таланта. Матери всегда переоценивают своих детей, это простительный грех.
Я окончил университет, когда в астрофизике начался бум открытий: пульсары, квазары, рентгеновские двойные, нейтронные звезды, черные дыры… Все — в течение одного десятилетия. Естественно, я занялся этими удивительными объектами, свидетельством бесконечной мудрости Господа. Мы с моим шефом Самиром Гасановым в те славные годы были первыми, кто описал кривые блеска рентгеновских новых звезд и верно определил расстояния до планетарных туманностей. Шеф был магометанином, да я ведь и жил многие годы в Баку, городе магометанских традиций, но наши религиозные расхождения никогда не мешали научной работе. Жаль, Самира уже нет в живых, надеюсь, что в магометанском раю он вкушает наслаждение в обществе гурий, в которых истово верил.
Отец Александр, я всегда знал, что занятие астрофизикой — лучший способ проникновения в замысел Творца, после изучения священных книг, конечно. Всю жизнь свою я искал прямые соответствия между научными открытиями и теми пророчествами, что содержатся в Новом и Ветхом заветах. Я написал две книги, и, возможно, они не прошли мимо вашего внимания: «Прикосновение к небесам» и «Сказ о великом и низменном». В первой я сопоставлял теорию черных дыр с путешествиями Ионы и со страданиями Иова, и книга эта была отмечена Синодом, сам патриарх Московский и всея Руси Михаил, когда был еще митрополитом Богородским, а в миру Михаилом Сергеевичем Горбачевым, автором замечательных «Советов прихожанину», так вот сам будущий патриарх отметил мою книгу, выступая с проповедью по телевидению — было это в семьдесят восьмом и придало мне таких сил…
Да, отец Александр, вы это знаете, конечно. Вы исповедовали меня — и не один раз. Вы отпускали мне грехи, но не знали обо мне того, что знаете теперь. Я и сам узнал об этом восемь лет назад, и с тех пор — очень об этом сожалею! — не ходил на исповедь. Вы знаете теперь, что я прожил не одну, а тринадцать жизней, двенадцать раз прошел через смерть, двенадцать раз переходил из одной своей жизни в другую, как переходит пассажир с поезда на поезд, когда состав заходит в тупик, останавливается, а дальше следует поезд, проходивший в тот момент мимо — ты успеваешь вскочить на подножку и едешь дальше, помня о прошедших днях, жизнях…
Почему это случилось со мной? Последние годы я беспрестанно думал об этом чуде, или наваждении, или Господнем даре, или Господнем же проклятии. Я старый человек, я уже был старым, когда новое знание вошло в меня, внедрилось и осталось. Могла ли наша великая страна, наша Российская империя пройти через те испытания, что я видел, прожил, чему стал свидетелем? Победивший социализм? Партия коммунистов у власти? Вражда с Америкой — нашим великим союзником? Мы вместе здесь и сейчас, мы всегда были вместе — и когда побеждали бесноватого немецкого фюрера, и когда укрощали китайцев, и когда летели на Луну, и сейчас, когда наши космонавты водрузили российский и американский стяги на суровой поверхности Марса… Мы живем в мире с магометанами, это хрупкий мир, но это мир, и мне страшно вспоминать, что в другой моей жизни был всемирный джихад и миллионы христиан погибли.
Я много думал о своих жизнях. Я знаю, что это не болезнь. Это физический феномен, который нужно изучать так же пристально, как я всю жизнь изучал жизнь далеких галактик, описывая их место и суть в картине мира, созданного Господом. Я прочитал множество книг — как православных, так и католических, и протестантских физиков: Виллера, например, и Хокингера. Я даже магометан читал, каюсь, но не нашел в их трудах ничего для себя полезного.
И вот к какому выводу я пришел, отец Александр: Господь в мудрости своей создал мир, способный к саморазвитию. Это и без меня известно, это в любом учебнике написано. Но мир наш куда более сложен, чем нам сейчас представляется. Он бесконечно сложен, поскольку бесконечно сложны помыслы Творца, мы понимаем лишь малую их часть и надеемся понять больше, но поймем ли до конца? Нет, ибо пути Господни неисповедимы! В созданный Им мир Творец вложил способность, которая мне сейчас представляется не только естественной, но необходимой для наиболее полного воплощения Замысла.
Послушайте, отец Александр. Я старый человек и могу говорить то, что думаю. А думаю я вот что. Нам дана свобода воли, верно? Это главное, чем отличил Господь человека от тварей неразумных. Человек решает сам: быть верным слугой Творца или нарушить Его заповедь и стать убийцей. Он ответит на
