меня того же цвета, что твои, но, к счастью, не столь же бледно сердце…» И потом: «Победе грош цена, коль не дает нам радости она. Милей судьбой с убитым поменяться, чем страхами, убив его, терзаться!»…
И вот перед ним эта великая актриса! У нее горе, но она настолько сильна, что сумеет преодолеть его, обязательно сумеет… Но только почему она здесь?
— Проходите, — пригласила Веснянская и словно ответила на немой вопрос Лобова: — Я жена писателя Валериана Константиновича Купцова. Покойного писателя… Так что вернее — вдова… — Ее голос дрогнул, она поднесла к глазам носовой платочек, который, как заметил Лобов, уже был изрядно влажным. — Простите меня…
Оперативники вошли в прихожую квартиры. Они, конечно, видели всякое, но даже то, что увидели сейчас, заставило многих потупить глаза. Лобов не потупил и внимательно рассматривал висящего на толстом электропроводе, прикрепленном к крюку люстры, писателя Купцова. Он много раз видел его по телевизору, дважды был на творческих встречах Купцова с читателями и сейчас едва узнал его. Язык вывалился и посинел, руки свисали вялыми плетьми, все тело обмякло и замешковело как-то. Лобов прикоснулся к руке покойного — холодная.
— С вашего позволения пройдемте на кухню, Ольга… — запнулся Сырцов.
— Ольга Леонтьевна, — подсказала ему вдова. — Конечно, прошу вас.
— Ребята, приступайте, — сказал коллегам следователь и прошел за хозяйкой на кухню. Сотрудники разбрелись по комнатам и принялись за работу. Врач готовился к осмотру трупа, оперуполномоченный осматривал квартиру, два милиционера встали у двери: один — внутри, другой — снаружи, на площадке. Лобов извлек из кофра фотоаппарат и сфотографировал висящее тело. Потом помог врачу и милиционеру вынуть труп из петли и положить тело на полу в спальной комнате. Врач склонился над покойным и начал осмотр.
Лобов внимательнее осмотрел прихожую и увидел в дальнем ее углу табурет — он, видимо, служил опорой Купцову, которую тот в последний момент оттолкнул от себя. Лобов сфотографировал табурет и часть стены и пола возле него. Какое-то смутное чувство на секунду-другую отвлекло его внимание, но он не отдал Себе в нем отчета и принялся снимать отпечатки пальцев.
На кухне тем временем Сырцов слушал Веснянскую.
— Я вернулась домой в половине одиннадцатого, — рассказывала она, время от времени поднося платочек к оплывшим глазам. — И увидела такое… такое… — она судорожно всхлипнула и вновь уткнулась в платочек.
— Я вам искренне сочувствую… — начал было Сырцов, но Веснянская преодолела себя и по возможности спокойно остановила его:
— Благодарю… Я актриса, умею владеть собой… Сейчас это пройдет. — Она еще несколько раз провела платочком по глазам и даже попробовала улыбнуться. Правда, улыбка получилась вымученная, неестественная.
— Извините, я закурю, — она вытянула сигарету из пачки «Бенсон энд Хеджес», чиркнула зажигалкой и глубоко затянулась.
— Вы вернулись после спектакля? — поинтересовался Сырцов.
— Нет, сегодня спектакля не было. Я навещала друзей. Мы люди открытые, общительные, у нас много знакомых… У нас… — горько усмехнулась она. — Теперь — только у меня…
— И увидели мужа, — не давая ей возможности вновь расчувствоваться, продолжал Сырцов. — Что вы сделали первым делом?
— Первым делом я, разумеется, остолбенела, как вы понимаете. Все мысли вмиг покинули меня. Кажется, я прислонилась к косяку, забыв даже закрыть дверь. Потом, помнится, мелькнула мысль: «А как же теперь? Столько лет вместе — и что?» Потом опомнилась, поняла: надо что-то делать. Схватила Валериана за руку — она уже остыла. Попробовала нащупать пульс — какой там пульс… Провела сеанс аутотренинга — знаете, каждый актер должен уметь это делать… Понемногу пришла в себя и позвонила в милицию.
— Ольга Леонтьевна, скажите, какие причины были у вашего супруга так поступить? — спросил Сырцов.
— Причины? — удивилась Веснянская. — Неуместно говорить о причинах. Хотя бы потому, что их нет. И никогда не было. Купцов — знаменитый, хорошо оплачиваемый писатель, любимец миллионов читателей. Можно сказать, Сименон нашего времени! Какие могут быть причины!
— Ну хорошо, тогда такой вопрос. Не замечали ли вы у него в последнее время каких-либо… ну, как бы это помягче…
— Я понимаю, — кивнула актриса. — Психических отклонений, хотите вы сказать?
— Да, что-то вроде этого, — согласился Сырцов.
— Существует, конечно, точка зрения, что все гении немного чокнутые, — возразила Веснянская. — Но к покойному это никак не относилось. Просто потому, что Купцов не был гением. Он был большим талантом. И вполне здоровым, нормальным человеком. Как вы думаете, под силу помешанному написать такую кипу мастерских книг? А ведь он так и кипел идеями. Не успев окончить книгу, набрасывал план другой, третьей…
— М-да, — промычал следователь. — Ну, одним словом, вы позвонили в милицию. А потом?
— Потом… Как чувствует себя мать, на глазах которого убили ее ребенка? Примерно это же испытывала я. Купцов был для меня и отцом, и ребенком одновременно. Он был для меня всем… Что я делала? Да ничего не делала. Курила, плакала… Ничего из вещей не трогала, все оставила как есть…
— Успокойтесь, Ольга Леонтьевна. — Сырцов поднялся и добавил: — Мне нужно опросить соседей…
— Соседей? — удивилась вдова. — А они-то здесь при чем?
— Мало ли… В данных обстоятельствах мы обязаны опросить соседей хотя бы по этажу.
— Тогда только ближняя по площадке квартира. В дальней никого нет, они уехали в длительную заграничную командировку, — пояснила Веснянская.
— А квартиру не сдают?
— Нет, они не нуждаются, — попробовала улыбнуться она.
— Благодарю вас. — И Сырцов вышел из кухни.
— Пойдем со мной, — обратился он в прихожей к Лобову, внимательно рассматривавшему какой-то тюбик. — Что это?
— Вазелин, — ответил Лобов. — Им была смазана веревка.
— Я-а-а-сно, — протянул следователь. — Ну ладно, оставь пока. Опросим свидетелей. И ты с нами, — кивнул он оперативнику.
Они вышли на площадку. Милиционер топтался возле входной двери в холл. Позвонили в соседнюю квартиру. Никакого ответа. Постояли, позвонили еще раз. За дверью послышалось покашливание, потом громко спросили:
— Кто?
— Откройте, пожалуйста, милиция, — отчетливо выговорил оперативник.
Дверь, казалось, отпирать не спешили. По крайней мере, следователь, оперуполномоченный и эксперт ждали еще какое-то время и уже хотели было звонить в третий раз, как металлическая дверь подалась им навстречу. Они отступили на шаг назад, и к ним вышел высокий человек средних лет в домашнем халате и ночном колпаке. Выглядел он заспанным и уставшим, а потому приветливостью не отличался.
— Что угодно? Чем обязан в столь поздний час? — резко и суховато спросил он.
— Пройти не позволите? — поинтересовался оперативник, показав удостоверение.
— Не вижу необходимости, — отрезал хозяин. — Что случилось?
— Понимаете, — поначалу растерявшись от такого ответа, оперуполномоченный все же пришел в себя, — в соседней квартире самоубийство…
— А я здесь при чем?
— Мы обязаны опросить соседей.
