— Продолжай, — спокойно попросил он.
— Замятин наполовину русский, наполовину бурятский монгол. Его отец — граф Петр Замятин, богатый землевладелец из Черемхова, это к северу от озера Байкал. Его мать бурятка, крестьянская дочь. Родители его уже умерли. Николай родился примерно в 1886 году, то есть сейчас ему около тридцати четырех лет. Когда он был ребенком, у него было немного денег, и их хватило на то, чтобы оплатить образование в Иркутске — если это вообще можно назвать образованием, — но он достаточно быстро понял, что у него нет никаких надежд на то, чтобы унаследовать состояние отца. К шестнадцати годам он был активным членом коммунистической партии, и еще до того, как ему исполнилось двадцать, местные коммунисты направили его в Москву. Когда произошла революция, ему было около тридцати лет. Совнарком, Совет народных комиссаров, направил его устанавливать новый порядок в Забайкалье. С этого момента для него началась сказочная жизнь. В Москве он был сыном аристократа, который стал бунтарем и требует прав от имени народа. В Забайкалье он был местным уроженцем, добившимся успеха. То, что было его минусом — отец-аристократ и мать-крестьянка, — теперь стало его пропуском к вершинам власти.
В ходе гражданской войны он был главным представителем Москвы в регионе. Он говорил с Лениным, Троцким и Зиновьевым об огромной империи, простирающейся за пределами Сибири, о перспективе расширения границ советской республики до Тихого океана. Китай, Монголия, Маньчжурия, Тибет. Все они видели, что Европа в безнадежном состоянии и, возможно, будет такой еще пятьдесят — сто лет. Но, понимаешь ли, человеку необходимы мечты, и они мечтали о Востоке. И все это время Замятин стоял рядом и как гипнотизер нашептывал им, что может сделать их мечты реальностью.
Уинтерпоул сделал паузу, уставившись в темноту за окном машины, словно видел, как появляется там еще одна тьма, тайная, всепоглощающая, выжидающая. Он поежился. Было холодно: холодно и пусто.
— Примерно год назад, — продолжил он, — Замятин исчез из поля зрения. Еще недавно мои люди слали мне чуть ли не ежедневные доклады о его деятельности, а сегодня он пропал. Несколько раз его вроде бы видели, но потом оказывалось, что это ошибка. В России, разумеется, уже начались внутренние разборки, так что я сразу подумал, что он пал жертвой своих прежних друзей из Кремля. К власти в России приходит Сталин, и ему нужен твердый режим: «социализм в отдельно взятой стране». Замятин мог быть принесен в жертву, дабы показать другим, что не следует слишком увлекаться мечтами. Но время шло, а имя Замятина нигде не упоминалось, и поэтому я знал, что он жив. Понимаешь, они должны публично разоблачать своих врагов, а не избавляться от них под покровом ночи. В России смерть — своего рода искупление грехов, и тем, кто подлежит казни, грехи отпускают прилюдно. Затем, месяца четыре назад, Замятин снова оказался в поле нашего зрения, и это точно был он. Мне доложил человек, которому я могу доверять, один из моих лучших людей. — Уинтерпоул замялся. — Его видели в Тибете, в восточной части, в районе горы Кайлас, у монастыря Пхенсун Гомпа. Он был один, и было впечатление, что он проделал весьма долгий путь. Николай Замятин в Тибете, Кристофер. Сначала я не поверил донесению. Но мой человек умудрился сделать несколько снимков, и все сомнения рассеялись. Это был он. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Кристофер кивнул. Он прекрасно понимал, о чем говорил Уинтерпоул. Тибет был территорией Кристофера, одним из его специальных секторов. Агент, приславший фотографии, очевидно, был одним из его людей, одним из тех, кого завербовал и обучил он сам. Вслед за Уинтерпоулом он уставился во тьму, простиравшуюся за стеклами машины, сильнее, чем прежде, чувствуя, как подводное течение затягивает его под тяжелые волны. Тонкие руки над поверхностью воды, вкус соли на губах, принесшийся со стороны берега холодный ветер, гонящий его в открытое море.
— Ты же был в районе горы Кайлас в 1912 году, Кристофер? — спросил Уинтерпоул.
— Да, — безразлично ответил Кристофер.
— Что ты там делал?
— Искал следы чужих агентов. Русских агентов. Мы получили доклад из надежного источника, и меня послали проверить донесение.
— И что ты обнаружил?
Кристофер пожал плечами.
— Ничего, — ответил он. — Я провел целый месяц у подножия горы и в районе озера Мансарова. Это священное место. Я побывал в нескольких монастырях, разговаривал с паломниками. Если там и были русские, то они были невидимками.
Он заметил, что Уинтерпоул качает головой.
— Не невидимками, — сказал он. — Мертвыми. Кристофер вдруг осознал, что одной рукой вцепился в дверную ручку автомобиля. Утопающий хватается за любой предмет и не выпускает его из рук — это аксиома. Его пальцы еще крепче сжали холодный металл.
— Их было двое, — продолжал Уинтерпоул. — Майский и Скрипник. Майский был евреем, сыном местечкового часовщика. Я однажды встречал его в Петербурге. Маленький человек с плохими зубами. С ними был третий, проводник-монгол. Он вернулся в Россию после того, как они умерли, и составил доклад. Тогда главным специалистом по Тибету был Бадмаев, который побеседовал с проводником и лично написал еще один доклад. Итак, Майский и Скрипник официально находились в Тибете как исследователи, поэтому сильно отредактированные варианты доклада были разосланы во все соответствующие учреждения — Институт восточных языков при Министерстве иностранных дел, Восточное отделение Императорского археологического общества, Императорскую академию наук. Одна-две статьи даже появились в журналах. Мне довелось их читать.
Он замолчал и положил руку на руль. Улица была пустынной: был вечер вторника, холодный вечер, и дети уже лежали в своих постелях и видели сны о Санта Клаусе и обеде с пудингом, пропитанном бренди.
— ...Настоящий доклад, безо всяких купюр, был заперт в архив Секретной службы и немедленно позабыт. Монгол пропал — вероятнее всего, был убит, так как слишком много знал.
— Что же он такое знал?
— Не торопись, Кристофер. Я дойду до этого. Я думаю, что Бадмаев планировал что-то предпринять на основании доклада, но ему прежде всего были нужны деньги и поддержка влиятельных людей. Но шел уже 1913 год, и обстоятельства были не слишком благоприятны для того, чтобы предпринимать что-либо в Тибете. Доклад остался пылиться в архивах. Конечно, я ничего не знал о его существовании. Никто о нем не знал. Все, о чем рассказал тебе, стало известно мне только в этом году, после того как я получил донесение о том, что Замятина видели в районе горы Кайлас. Мой источник был надежным, к тому же, как я уже говорил, были сделаны фотографии. И я поверил в то, что Замятин действительно находится там. Тогда я спросил себя: что могло привести такого человека, как Николай Замятин, в это забытое богом место? Человека, поднимающегося по карьерной лестнице. Человека, имеющего доступ в кулуары власти. И тогда я вспомнил, что ты был там в 1912 году, искал русских агентов. Я подумал, что ты, возможно, ошибался. Возможно, там на самом деле были агенты, по крайней мере, один агент. Если так, подумал я, то должен существовать какой-то доклад, где-то он должен быть... и Николай Замятин, должно быть, нашел и прочитал его.
Внезапно Уинтерпоул вытянул руку и протер запотевшее стекло. За окнами автомобиля все еще шел снег, мягкие снежинки проносились мимо уличного фонаря и падали на землю, далекие и бесцветные, как тени, отбрасываемые другой планетой.
— Я дал моему лучшему агенту в Москве приказ найти доклад. Ему понадобилась на это неделя. Если быть более точным, он нашел не сам доклад, а папку, в которой он когда-то лежал. Собственно доклад отсутствовал — Замятин либо спрятал его, либо уничтожил, что в любом случае останется загадкой. Однако был еще один доклад, написанный рукой Бадмаева. Он представлял собой резюме основного доклада, предназначенное для глаз самого царя. Резюме занимает всего одну страничку и содержит мало информации. Но из него ясно одно: Майский и Скрипник были посланы в Тибет специально для того, чтобы что-то найти. И что бы это ни было, они это нашли. Также ясно, что их находка не была доставлена в Россию проводником-монголом — она осталась в Тибете. Записка Бадмаева заканчивается просьбой о дальнейшем финансировании, чтобы снарядить экспедицию, которая должна привезти в Россию находку. Но в Европе началась война, все стали размахивать флагами, и никакая экспедиция в Тибет не отправилась. До этого года. До того, как Николай Замятин не занялся этим.
