в посольстве, расположенном в Кенсингтон-Палас-Гарденс. Вскоре после четырех позвонил председатель ОРК, и разговор с ним продолжался полчаса — очень трудные полчаса.
Зазвонил телефон. Хэвиленд закрыл глаза и про себя выругался. Несколько стаканов солодового виски в течение долгой ночи почти не прояснили голову и не улучшили его настроения. Он протянул холеную руку и поднял трубку:
— Хэвиленд слушает.
Голос на другом конце линии был неторопливым, но деловитым. Хэвиленд выслушал, выдавил из себя «да», потом «спасибо» и положил трубку. Несколько секунд он не шевелился, держа руку на черном пластике аппарата. Затем полуобернулся в кресле и сказал человеку, сидевшему в тени у окна:
— Это был Бертон. Из моих людей. Надежный парень. Я поручил ему то дело с кодом.
Человек у окна с интересом поднял голову.
— Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду, — продолжал Хэвиленд, оглядывая роскошно обставленный кабинет.
Человек не сказал ничего, не сделал ни одного движения. Но он слушал.
— Я попросил его просмотреть материалы по Майклу Ханту и Томасу Холли, проверить, не сохранилось ли записей о каком-нибудь коде, который они использовали. И он позвонил как раз для того, чтобы сказать, что передал его дешифровщикам. Несколько минут назад они расшифровали два послания. Сейчас их пришлют.
В дверь постучали, вошел посыльный. Передав бумаги, он удалился. Хэвиленд надел очки и просмотрел обе страницы. Когда он поднял глаза, его лицо было мрачным.
— Именно этого мы боялись. Майкл Хант снова обнаружил себя. Он хочет встретиться с Холли. Холли сообщил по радио, что сегодня собирается вылетать в Египет.
— Вы полагаете, он попадет туда?
— Очень сильно сомневаюсь.
— Вы не попытаетесь остановить его?
— Конечно нет. Зачем?
— А если он доберется до Египта, что тогда?
— Он будет ждать Ханта в условленном месте.
— Нам известно это место?
Хэвиленд покачал головой:
— Узнаем.
— А если Хант не появится?
— Холли начнет искать его.
— Он его найдет?
Хэвиленд пожал плечами:
— Возможно. Если Хант жив.
Гость встал и подошел к окну, за которым уже было утро. После долгой паузы он повернулся лицом к хозяину кабинета:
— Перси, у вас прелестный кабинет. Я всегда так думал. Я завидую вам. Вам очень повезло.
— Да. Конечно.
— Полагаю, вас в любой момент могут посвятить в рыцари.
Хэвиленд кивнул:
— Да. Наверно, да. Я буду в новогоднем списке.
— Значит, это уже официально?
Хэвиленд кивнул.
— Вы заслуживаете большего, — гость замолчал и снова повернулся к окну. Он медленно провел пальцем по стеклу.
— Значит, их встреча будет нам на руку, верно?
Какую-то секунду Хэвиленд не мог понять, кого он имеет в виду. Затем кивнул.
— Да, — сказал он. — Это здорово нам поможет.
После нее Холли можно объявить предателем, вступившим в заговор с Майклом Хантом и женой Рашида Манфалути.
— А потом?
— Потом? Никаких «потом» не будет.
Гость убрал палец со стекла. На нем осталась полоска.
— Да, — сказал он. — Вы абсолютно правы. Никаких «потом» не будет.
Часть IV
Никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его.
Глава 30
Священник заканчивал мессу в память об отце прихожанки, умершем два дня назад во Флоренции. Обыкновенно он не занимался этим, но отец Доминик вчера заболел и отслужить мессу попросил его. На ней присутствовало не более двух дюжин людей, закутанных в шарфы и пальто: дочь покойного, две ее дочери со своими мужьями, их дети да несколько знакомых.
В темной часовне неровно горели белые свечи. Воздух был напоен благовониями. Священник то возникал из мрака, то снова пропадал в тени — высокая фигура в белом облачении, согнувшаяся перед крошечным алтарем. Умерший был старым, дряхлым и неблизким для этих людей. Внуки видели его только на фотографиях, зятьев он не любил. Никто особенно не сожалел о его кончине. Ничьи рыдания не нарушали размеренного течения службы.
Как актер, исполняющий знакомую роль в затемненном театре, священник произносил слова и выполнял необходимые действия. Со стены на знакомый обряд смотрела статуя Святой Екатерины Александрийской, немая, изуродованная краской и штукатуркой. Бледный Бог на кресте закрыл глаза от боли.
Посторонний человек мог бы отметить странную атмосферу в часовне, как будто служба проходила тайно и противозаконно. Со времени переворота христианская община Египта жила в напряжении, и копты — в первую очередь. Воспоминания о мрачных днях 1980 и 1981 годов не успели померкнуть. Религиозные власти уже ограничивали инакомыслие. По переулкам расходились слухи об утренних убийствах.
Поговаривали, что в Минье, Асьюте и других христианских анклавах молодые люди вооружаются. Ливанские христиане переправляли в Египет оружие через Иордан и Синай. Американская евангелическая группа «Меч жизни» слала доллары и, как утверждали слухи, патроны.
Священник повернулся лицом к прихожанам, заметив в этот момент человека, стоящего поодаль, у входа, едва заметного в темноте. В начале мессы его не было. Священнику показалось, что он где-то его видел.
Месса продолжалась, размеренно и бесстрастно. Акт милосердия, и ничего больше. Люди собирались лишь ради соблюдения традиции. «Какое это имеет значение?» — подумал священник. Его
