плащ, — почему мы стоим здесь? Давай чего-нибудь выпьем, потом подумаем о закуске. Или, может, ты голоден?
Майкл улыбнулся и покачал головой.
— Одну минутку, Майкл. — Том повернулся, передал свой плащ через деревянный барьер слева от него, взял билет и спросил у портье: — Меня не спрашивал джентльмен по имени Перроне?
Портье покачал головой:
— Боюсь, что нет, мистер Холли. Вас не спрашивал никто, кроме джентльмена, с которым вы только что говорили.
— Ясно. Должно быть, он тоже задержался. Когда он прибудет, пропустите его, хорошо? Дорогу он знает. Мы будем в баре.
— Хорошо, сэр.
Холли пошел было прочь, потом снова повернулся:
— Джон, какие последние новости с Кингс-Кросс? Хоть что-нибудь?
Лицо портье помрачнело.
— Последнее, что я слышал, сэр, — восемьдесят три трупа. Когда всех найдут, будет больше сотни. Прямо как на войне. Только это не война, а хладнокровное убийство. Какая злоба — даже хуже. Всех ирландцев надо выслать на родину.
— Да, это хуже, чем злоба, Джон. Гораздо хуже.
Холли глубоко вздохнул и повернулся к своему другу. Как мало люди знают о настоящей злобе!
— Ты ждешь Ронни Перроне?
— Да. Извини, нужно было сказать раньше.
— Полагаю, не для соболезнований.
Холли покачал головой. Его густые рыжеватые волосы редели.
— Нет. Все это мы оставим на завтра. Сегодня другие дела...
— Пользуешься тем, что я оказался в городе?
— Да, если угодно. Слушай, Майкл, пошли наверх. Мы не можем говорить здесь.
Чтобы попасть в коктейль-бар, нужно было подняться по небольшой лестнице. В баре было почти пусто. Не такой был вечер, чтобы приезжать в город или задерживаться после работы. Отблески света на красных, зеленых и желтых бутылках создавали в помещении атмосферу натянутой торжественности. В углу, у окна, смотрящего в сад, сидела средних лет женщина в твидовом костюме, потягивая бренди. Тьма наползала на маленький сад густым сплошным покровом. Бармен медленно поднялся с табурета и неуверенно улыбнулся:
— Рад вас видеть, мистер Холли. Хорошо, когда появляется знакомое лицо.
— Сегодня довольно тихо.
— Да, сэр. Неважный вечер, сэр.
— Да. — Холли сделал паузу. — Сделайте-ка «Гленфиддих» и капельку имбирной.
— Американской, сэр?
— Нет, обычной.
— Конечно, сэр.
Том полуобернулся:
— Майкл, что ты будешь?
— Что? А, сделайте мне кампари с содовой. Без льда.
— Капнуть лимона, сэр?
— Да, спасибо.
Взяв бокалы, они уселись за столик настолько далеко от женщины, насколько позволяла вежливость. Том заметил, что рука его друга слегка дрогнула, когда он ставил свой бокал на стол. Горе... или что-то еще?
Он вспомнил Майкла в МЕКАСе, организованном англичанами Ближневосточном центре арабских исследований. Это было давно, когда школа размещалась в ливанской деревушке Шемлан, в горах Шоуф, поднимающихся над южным Бейрутом. Дни за зубрежкой арабской грамматики, ночи с городскими девушками в тесном кафе Мухтара, прилепившемся на краю высокого утеса, смутные воспоминания о поцелуях и запахе бугенвиллей. «Песни любви и ненависти» на проигрывателе всю ночь, Майкл в неустанных поисках любви или освобождения. Признания, откровения, маленькие, недостроенные убежища, которые каждый человек делает для себя, начало жизни, которая не была жизнью. А на склонах окрестных холмов тьма — тяжелая, напряженная, грязная, насыщенная кровью и смертью.
— Пей, Майкл. К следующему году в Каире никакой выпивки уже не останется.
Майкл, потягивая горький напиток, поднял брови.
— Том, ты осведомлен лучше меня. Твои источники для меня недоступны.
— Неужели, Майкл? Ты живешь там и должен знать, что происходит. При чем тут источники.
Майкл медленно покачал головой. Он был высокий, долговязый, но вполне складный. Черты его лица были египетскими — в мать. Христианка из асьютских коптов, она вышла замуж за его отца в 1952 году, через два дня после того, как толпа сожгла отель «Шеперд» в Каире. В тот момент свадьба казалась безрассудством. Иностранцы — греки, армяне, ливанцы, англичане — паковали вещи и уезжали из Египта. Через шесть месяцев произошла насеровская революция. Такой брак сулил одни неприятности.
Новобрачные остались в стране. У отца Майкла не было выбора. Офицер связи, состоявший при отряде 'D' телохранителей, он одним из последних английских солдат должен был покинуть египетскую землю. Майкл родился в Коптском госпитале Каира в 1953 году, его брат Пол — через год. Меньше чем через два года, в марте 1956-го, отряд 'D' погрузился в Порт-Саиде на корабль вместе со вторым гвардейским батальоном гренадеров, и берега Египта навсегда исчезли за горизонтом.
Майкл вырос в Оксфорде — английский мальчик с египетскими глазами и египетской кожей. В закрытой школе ребята дразнили его «цыганом», пока он не заставил их бросить эту забаву. Начиная с пятилетнего возраста, мать почти каждый год увозила его в Каир к родственникам. Он научился говорить по-арабски почти как местный житель, кем отчасти и был. Он посещал занятия в Ecole des Freres и завел многочисленных друзей. Но отец никогда не сопровождал его, никогда не возвращался в страну, которая, как он считал, предала и выбросила его. Майор — а впоследствии полковник — Рональд Хант любил египтянку и ненавидел Египет.
Нет, это не вполне верно. Он любил пирамиды на рассвете и фелуки на Ниле, запах пряностей на базаре и прыжки верблюдов в клубе «Джезира». Но, не считая жены, он всем сердцем презирал египтян. Он должен был их презирать, этого требовали его класс и рухнувшая империя, таким извращенным образом проверяя его лояльность. Он называл черномазыми египтян, греков, турок, армян, евреев — всех без разбора, в его глазах все они были из одного теста. Каким образом египетская женщина сумела пробудить страсть в таком человеке, оставалось загадкой. Правда, мать Майкла была очень красивой женщиной, а ее семья — очень богатой.
— Язнаю только то, что вижу и слышу. Яне знаю ничего о том, что творится за сценой. Если ты пригласил меня сюда в надежде узнать какие-нибудь тайны, то зря тратишь время.
— Майкл, почему ты такой недотрога? Ясказал только то, что известно всем. Пройдет всего лишь несколько месяцев — год в крайнем случае, — и хозяевами Египта станут фундаменталисты.
— Ябы не стал говорить так уверенно.
— Тем не менее это так, Майкл. События набирают темп. На прошлой неделе Ахмад Бадри встречался с Юсуфом Отманом.
Майкл с интересом взглянул на друга:
— Отманом? Главой Мусульманского братства?
Холли кивнул.
— В газетах ничего не было, — сказал Майкл. — Даже в «Эль-Итссам».
Том покачал головой и добавил в виски немного имбирной.
— Майкл, нельзя сказать, что эта новость известна широкой публике. Я полагал, что ты это понимаешь. Когда двое старых врагов в фундаменталистском лагере выкуривают трубку мира, можно держать пари, что готовится большое наступление. Ходят слухи, что создана достаточно сильная коалиция,
