упоминать об этой встрече или раскрывать ее содержание кому бы то ни было. Вам понятно?
– По чьему приказу?
– Я уже сказал вам: с самого верха. Вам продиктовать по буквам? Это вопрос национальной безопасности. Полиции здесь больше нечего делать.
– Откуда вы? – настаивал Рубен. – Из ФБР?
– Я не волен разглашать это. Ваш капитан может поручиться за меня. Если хотите, вы можете называть меня Смит. Это вас устроит?
«Смит» сложил руки на коленях. Он полностью контролировал ситуацию и знал это.
– Лейтенант, советую вам не сердить меня. Это дело целиком в моей юрисдикции. Мне нужно ваше сотрудничество – ваше полное сотрудничество.
– А если я откажусь?
– Тогда я посажу вас по арест за препятствие моему расследованию. Предупреждаю вас, лейтенант, дело это крайне серьезное. Для вас будет лучше, если вы не станете утаивать от меня информацию, которая может мне понадобиться, и не попытаетесь ввести меня в заблуждение ложными или намеренно уводящими в сторону заявлениями. Но мы теряем время. Я уверен, вы прекрасно понимаете, что именно мне от вас нужно. И что я знаю, как мне это получить. А теперь я бы хотел, чтобы вы рассказали мне о том, что вам удалось обнаружить сегодня. Что вы нашли в тоннеле?
Рубен колебался. Участие ФБР в этом деле выглядело полнейшей бессмыслицей. Знали ли в бюро о связи Ордена с организованной преступностью? Если нет, почему не встать и не сказать об этом? И зачем прикрывать расследование?
– Я собираюсь включить все это в свой отчет... мистер Смит.
Смит покачал головой:
– Никакого отчета не будет, лейтенант. Вы понимаете? Сегодня я просто хочу услышать ваше устное заявление. Чтобы мне не думалось.
Рубен знал, что он ничего не может сделать. Хлыст был в руке у Смита, не важно откуда он получил его: из ФБР или из другого ведомства. Тщательно подбирая слова, Рубен объяснил Смиту, что они с Дэнни обнаружили в тоннеле. Но промолчал о письмах и золотом полукруге. Он надеялся, что и Дэнни не стал о них упоминать.
– И что теперь будет? – спросил он, закончив свой рассказ.
– Будет?
– С этими вещами в тоннеле. Книгами и всем остальным.
Смит откинулся в кресле.
– Ничего, – проговорил он. – С ними ничего не будет. Они останутся там, где лежат. Эти тоннели представляют угрозу для санитарного состояния города. Я бы не удивился, узнав, что вы или мистер Кохен подцепили там какую-нибудь неприятную болезнь. Городские власти уже отдали распоряжение наглухо заложить тоннели. Со временем их засыплют.
Руки Смита лежали по бокам, мясистые ладони мягко покоились на поручнях плетеного кресла, правая рука чуть сдвинута так, что ее не было видно целиком. Позади него темно-зеленые листья выгибались на фоне ночи. Флюоресцентная лампа помаргивала, как аура при начале мигрени.
– Давайте двинемся дальше, лейтенант. Я хочу знать, что вам рассказала эта Хаммел. Меня проинформировали, что она вот уже несколько дней живет у вас. Это весьма благотворительный жест с вашей стороны. Но к этому времени она, должно быть, уже рассказала вам что-то интересное.
– Не думаю, чтобы мы говорили о чем-то, что могло бы вас заинтересовать.
Голос Смита претерпел тонкое, но вполне уловимое изменение. Городская светскость сползла с него, ее место заняла угроза. Эта угроза была почти осязаемой, – казалось, можно было протянуть руку и потрогать ее, как лезвие ножа.
– Уверяю вас, лейтенант, все, о чем вы и миссис Хаммел могли говорить между собой, представляет для меня всепоглощающий интерес.
Рубен поднялся.
– Я бы хотел уйти, – сказал он.
– Я бы вам этого не советовал, лейтенант. Пожалуйста, сядьте. – Человек, назвавшийся Смитом, даже не шевельнулся. Это было все в его голосе.
– Вы угрожаете мне? – вскинул брови Рубен.
– Не знаю, – ответил Смит. – У вас такое чувство, что вам угрожают?
– Да, у меня такое чувство, что мне угрожают.
– Хорошо. Очень хорошо. Именно так я и хочу, чтобы вы себя чувствовали. Пожалуйста, садитесь. – Смит повернулся к Коннелли. – Капитан, возможно, вы захотите показать лейтенанту то, что так любезно захватили с собой.
Коннелли поднял глаза, как человек, проснувшийся от дурного сна. Он кивнул и нагнулся, чтобы поднять к себе на колени дипломат, стоявший рядом с его креслом. Из него он извлек большой толстый конверт. Этот конверт он передал Рубену.
Рубен открыл его и высыпал содержимое себе на колени. Это были фотографии, около двух десятков, цветная печать, крупный формат. На них были изображены дети, мальчики и девочки, разного возраста – насколько он мог судить, от пяти до тринадцати лет. Все дети были обнажены или полуобнажены, их тела запечатлели в позах, которые в некоторых умах могли пройти как эротические. Рубен узнал эти фото.
Примерно год назад он нашел их в одной квартире, где было совершено убийство. Расследование привело к раскрытию круга педофилов, живших в разных частях Бруклин-Хайтс. Последовали аресты. Большинство дел еще не рассматривались в суде. Эти фотографии еще не были использованы в качестве улик.
– Неприятное зрелище, не правда ли? – заметил Смит. – Похоже, что их обнаружили в вашем собственном запирающемся шкафу в Восемьдесят восьмом участке. По счастью для вас, их вручили лично капитану Коннелли, и он еще не успел передать их ни в полицию нравов, ни в отдел внутренних расследований. Я уверен, вы способны оценить, насколько трудной жизнь может стать для вас, лейтенант, если ему придется сделать это.
«Ну вот и все, – подумал Рубен. – Небольшой урок грубого, но эффективного шантажа». Они могли подбросить сколько угодно фотографий в любое место по их выбору: в рабочий стол Рубена, в его квартиру, может быть даже в его личный сейф в банке. В том деле через его руки прошло много материалов непристойного содержания: недостатка фотографий с его отпечатками пальцев не будет.
Рубен встал. Он посмотрел сверху вниз на Коннелли, потом на Смита:
– Я хочу, чтобы кто-нибудь отвез меня домой.
– Патрульная машина ожидает вас внизу.
Рубен повернулся и направился к лестнице.
– Удачи вам, лейтенант. – Голос Смита был темным, усталым, почти вкрадчивым. Позади него поднимался жар от маленьких джунглей. – Подумайте о том, что я вам сказал. Хорошенько подумайте. И, лейтенант...
Рубен обернулся. Оба мужчины смотрели на него.
– Почаще оглядывайтесь.
27
Когда Рубен ушел, после него осталась тишина, такая же пугающая, как протяжный вопль. Тишина выла на нее, пока она не зажала уши руками, заперев ее внутри, глубоко-глубоко, подальше от ночи снаружи.
