Стало быть, нам, бедным гоям, оставались две приличные и притом малонаселенные, а потому гостеприимные страны: Канада и Австралия. Из этих двух с большим отрывом в наших неофициальных рейтингах лидировала Канада. И климат там схож с нашим, российским, и даже березки, если верить старым советским песням, точно такие же, как у нас, и родина хоккея к тому же, и США под боком: кто-то не поленился принести из дома атлас по экономической географии и по карте с масштабом 1: 12 000 000 (в 1 см 120 км) мы линейкой вымеряли расстояния.
— От Торонто по прямой до Нью-Йорка всего четыре с половиной сантиметра! — кричал один. — Это получается: получается 540 км всего! На уикенд можно сгонять в Большое Яблоко, представляете?
Мы представляли.
— А от Монреаля до Бостона и вовсе три с половиной, — поддерживал другой. — Это получается 420 км.
— А сколько это в милях?
— Зачем тебе в милях?
— Что значит — зачем?
— В Канаде считают километрами.
— Ну-у?
— А вместо долларов у них там канадские рубли:
— Да пошел ты!
Рублям, конечно, никто не верил, но то, что расстояния измеряются в километрах, как у нас, согревало, и холодные безлюдные просторы Канады уже не казались такими холодными и безлюдными. Мы были моложе тогда и готовы были служить новой родине на любом поприще. Пусть в адвокаты и даже в полицию нас без знания языка сразу не возьмут, мы ведь и руками работать можем: у каждого за плечами школа студенческих стройотрядов и многочисленных халтур, нас только кликни — живо построим ихний канадский БАМ:
Но — не кликнули. И никто из тогдашних мечтателей никуда не уехал. И теперь вряд ли уже уедет. Какие-то иные начались у нас времена, и уже не так манят голубые заморские дали, скоростные хайвеи, зеленые и красные (канадские) доллары. И выученные впрок языки (английский и французский — в расчете на франкофонную провинцию Квебек) используются изредка в разговоре со случайно занесенными ветром иностранцами или если «повезет» с командировкой по обмену опытом в бывшую французскую колонию Кот-д'Ивуар:
Австралия же не котировалась даже и в те подбитые ветром странствий времена. И далеко, и жарко, и вообще непонятно, что там делать простому советскому человеку: то ли кенгуру пасти, то ли на ядовитых змей и крокодилов охотиться. Именно этим, кстати, и занимается мой школьный друг Боря Кукушкин. Еще при Горбачеве он окончил географический факультет МГУ, уехал сперва куда-то в Южную Африку, оттуда незаметно перебрался в Новую Зеландию, а потом уже прочно обосновался в Австралии. Женился на местной жительнице, хозяйке небольшого зоопарка — и с тех самых пор они на паре огромных джипов разъезжают по всей Австралии и всюду отлавливают змей, ящериц, утконосов, аллигаторов и прочую экзотическую живность. И еще снимают об этом фильмы — не просто балуются видеокамерой, а вполне профессионально снимают, и есть у них собственная программа на телевидении, которая так и называется — «Приключения змеелова». И даже наши эту программу закупили и показывают каждое воскресенье вместо старого доброго «Клуба кинопутешествий». Я сам ее стараюсь не пропускать — не столько ради аллигаторов и змей, которых ужасно боюсь, это у меня врожденное, сколько ради возможности полюбоваться пухлой Борькиной физиономией, послушать его до сих пор грамотную, но какую-то уже не совсем нашу, с явным австралийским акцентом, русскую речь.
Он меня приглашал не раз к себе в гости, в Австралию, обещал показать страну так, как ни одному туристу ее не показывают, но я не ехал: в Борьке, как ни в ком другом, силен дух прежнего мальчишества, и если уж он вытащит меня в тамошнюю пустыню, то непременно заставит барахтаться в грязи с аллигаторами и хватать змей за хвост, как это постоянно проделывает перед камерой сам. Держит ядовитую тварь за хвост, время от времени подпрыгивает, когда она пытается цапнуть его за голую голень, и при этом академическим тоном объясняет, чем обычная коричневая змея отличается от черной мамбы: Я так, точно, не смогу, знаю заранее, но и отказаться тоже не смогу, чтобы не выглядеть в Борькиных глазах трусом. Знаю и — боюсь. Ужасно боюсь. Пусть уж лучше он к нам сюда приезжает, мы тут с ним поразвлечемся, отлавливая местных гадюк — их я боюсь гораздо меньше, знаю, что их укус для взрослого здорового человека не смертелен, так что ради старой дружбы можно и рискнуть.
Можно рискнуть и ради работы в холдинге, думал я. Но фактор времени: Нет, даже если с дорогой туда и обратно я и уложусь в пять-шесть дней, то никак, никак не смогу отказаться от настойчивых Борькиных просьб провести с ним неделю в австралийском буше, а значит, все отпущенное мне время вытечет сквозь огромную черную дыру в Южном полушарии, будет выброшено аллигатору под хвост, и туда же, в черную под хвостом аллигатора дыру, выбросит меня беспощадный Игорь Степанович. Стало быть, остается мне одно из двух: или забыть про Борьку до лучших времен, или перенести номер первый в конец списка. Использовать его как последнее средство, если все остальные поиски ни к чему не приведут.
В конце концов, подумал я, мне самому вовсе не обязательно возвращаться в срок, если я что-нибудь полезное у Борьки узнаю: есть телефонная связь, есть электронная почта, есть:
Есть умные люди, есть не очень умные и есть круглые идиоты — вроде меня.
И еще есть компьютеры, оборудованные средствами связи. Чтобы идиоты вроде меня могли шарить ночами по порнографическим сайтам. Поскольку ни на что более умное они не способны.
Ничего не поделаешь, ребята, придется вам потерпеть. У Боба Куки, он же Борис Кукушкин, есть все: несколько мощных компьютеров с постоянным доступом в Интернет, пара великолепных ноутбуков и сотовый телефон со спутниковой антенной, чтобы он мог выйти в мировую сеть из любой точки австралийского континента, есть даже крохотная видеокамера, прилепленная к монитору, так что он время от времени посылает мне по электронной почте короткие ролики с изображением собственной физиономии. Нет у него только клавиатуры с русскими буквами и русификатора, поэтому, когда я запускаю простенькую программку ICQ, которую компьютерщики фамильярно именуют Аськой, и вызываю Борю на связь, мы переговариваемся с ним по-русски (из жалости к моему убогому английскому), но я при этом пишу русскими буквами, а он использует латинский шрифт.
Вот как примерно это выглядит.
Привет, Путешественник!
[На самом деле это выглядит несколько сложнее. Я пишу свое сообщение в маленьком окошке, потом нажимаю мышкой на кнопку «Send» (отправить), мое окошечко исчезает, и наступает пауза, во время которой я успеваю в очередной раз подумать о том, что компьютеры, несомненно, благословение XXI века — и как же я ненавижу это благословение! Нет, не так. Не совсем верно. Я ненавижу не сами компьютеры — я ненавижу чужие компьютеры, на которых вынужден постоянно работать. Даже у себя в Академии я не чувствую себя у себя как раз потому, что компьютер приходится делить с двумя коллегами оба они моложе меня и оба воображают себя крутыми хакерами, а меня — убогим чайником. Мне плевать. Я согласен, чтобы меня считали предметом кухонной утвари при условии, что мне дадут нормально работать. Но мне не дают. Каждый раз, приходя на службу:
Стоп. Мигает окошечко с именем Бориса. Открываю его и читаю.]
Hi Tancor!
