— Да, занят.
— В таком случае, ты не очень рассердишься, если я сама загляну?
— Зачем?
— Дорогой, — голос Салли звучал совсем обескураженно, — я не могу объяснять по телефону… Дело правда серьезное.
— А, понимаю, — я попытался вложить в свой ответ как можно больше издевки, — еще одна статья в журнал.
И все же, как только я произнес это, мы оба расхохотались.
— Крис, ты паскудник. — Голос Салли зазвенел колокольчиком, но она тут же осеклась: — Нет, дорогой мой, поверь мне, на этот раз все очень серьезно, поверь мне, правда. — После паузы она остановилась, потом с чувством добавила: — Ты единственный, кто может мне помочь.
— Ладно, ладно, — я почти оттаял. — Приходи через час.
— Дорогой мой, начну с самого начала, хорошо? Вчера утром позвонил один человек и спросил, нельзя ли зайти ко мне. Объяснил, что он по очень важному делу, и, поскольку он знал мое имя и все прочее, я, конечно, сказала: «Пожалуйста, приходите сейчас же…» И он пришел. Представился Раковским — Павлом Раковским, европейским агентом «Метро Голдвин-Мейер», и сразу заявил, что у него ко мне деловое предложение. Сказал, что они ищут актрису-англичанку, говорящую по-немецки, на роль в комедийном фильме. Снимать будут на итальянской Ривьере. Расписал все жутко убедительно: назвал режиссера, сценариста, даже оператора и постановщика не забыл. Я, конечно, ни о ком из них слыхом не слыхивала, но решила, что удивляться тут нечему. Наоборот, так даже правдоподобнее, ведь для того чтобы наврать, большинство выбрало бы знаменитостей, на которых то и дело натыкаешься в газетах. В общем, он сказал, что теперь, после встречи со мной, убежден — лучшей претендентки на роль не найти, и он практически обещает мне ее, если пробы окажутся успешными… Сам понимаешь, я ужасно загорелась и спрашиваю: а когда начнутся пробы? Он говорит, это долгое дело, поскольку ему предстоит вести переговоры со студией…
Потом мы стали разговаривать о Голливуде, он рассказывал всякие байки, вычитал небось в разных киношных журналах, хотя я почему-то уверена, что он знает их не понаслышке. Потом стал объяснять мне, как делаются звуковые эффекты и прочие киношные трюки, мне было действительно ужасно интересно, видно было, что он поработал не на одной студии. В общем, когда мы покончили с Голливудом, он пустился рассказывать мне об Америке, о своих знакомых, о гангстерах, о Нью-Йорке. Оказывается, он только что оттуда, и весь его багаж на таможне в Гамбурге. Я еще раньше удивилась, что он так бедно одет, но раз он прямо с самолета, это вполне естественно, так я решила…
А теперь обещай, что не будешь смеяться, Крис, иначе я просто не смогу рассказывать дальше. Он вдруг набросился на меня, и мы начали заниматься любовью. Поначалу я ужасно разозлилась, что за манера — смешивать дело с удовольствием, но потом сдалась: он был очень привлекательный, в русском стиле… В конце концов он пригласил меня пообедать, мы отправились к Хорчеру и съели там потрясающий обед — лучшего я в жизни не едала, хоть одно утешение. Но когда принесли счет, он сказал: «Кстати, дорогая, не можешь ли ты мне одолжить триста марок до завтра? У меня с собой одни доллары, мне надо зайти в банк поменять». Я, конечно, одолжила ему, как назло, в тот вечер у меня было много денег… А потом он сказал: «Давай закажем шампанского, отметим твой контракт». Я была не против, видно, к тому времени изрядно захмелела, и когда он предложил мне провести с ним ночь, не раздумывая согласилась. Мы пошли в один из небольших отелей на Аугсбургерштрассе — названия я не помню, но я его найду легко. Дыра еще та… В общем, я смутно помню, как закончился вечер.
Только наутро, пока он спал, я смогла спокойно все взвесить и сообразить что к чему и подумала: тут дело нечисто… Вечером я не заметила, какое у него белье, а тут буквально пришла в ужас. Важный киношник ведь должен носить шелковое, правда? Ну, а это было из чего-то невообразимого, типа верблюжей шерсти или вроде того, словно он призанял его у Иоанна Крестителя. А галстук у него был заколот самой обыкновенной металлической булавкой, какие продаются на каждом углу. Не в том дело, что вещи были потрепанные, видно было, что это просто барахло…
Я только решила выскочить из постели и пошарить у него в карманах, как он проснулся. Ну, заказали мы завтрак… Не знаю, может, он думал, что я безумно влюблена и ничего не замечу или просто не желал больше притворяться, но наутро это был совершенно другой человек — самый обыкновенный уличный бродяга. Джем он ел с ножа и, конечно, обляпал всю кровать. И еще с ужасным хлюпающим звуком высасывал желток из яйца. Я не могла удержаться от смеха, а он нахмурился и начал хамить… Потом сказал: «Я хочу пива!» На что я ответила: «Ну и что, позвони и закажи». По правде говоря, я стала его побаиваться. Он злобно сверкал глазами — прямо дикарь какой-то. Я решила, что он просто сумасшедший и лучше ему во всем потакать. А он, видно, подумал, что я дала прекрасный совет, позвонил в ресторан и долго разговаривал, потом совсем рассвирепел, потому что они, видите ли, отказались принести пиво в номер.
Теперь-то я понимаю, что он все время водил меня за нос, просто играл и делал это очень ловко. Но тут я была слишком напугана, чтобы на все обращать внимание. Мне показалось, что он чего доброго убьет меня из-за того, что ему не дали пива… Однако он просто сказал, что придется ему одеться и самому сходить вниз за пивом. Я согласилась. Ну, ждала и ждала, а он все не приходил. Тогда наконец я позвонила и спросила горничную, не видела ли она его. Та говорит: «Видела, господин уплатил и ушел час назад… Он просил, чтобы вас не беспокоили». Я так удивилась, что просто сказала: «Хорошо, спасибо…»
Смешнее всего, что я к тому времени окончательно уверилась в том, что он полоумный, и мне даже в голову не пришло, что он просто мошенник. Может, именно этого он и добивался. Во всяком случае, он оказался не таким уж полоумным. Заглянув в сумку, я обнаружила, что он прикарманил все мои денежки, как, впрочем, и сдачу от трехсот марок, которые я одолжила ему предыдущей ночью… Этот мерзавец видно решил, что я постесняюсь пойти в полицию. Вот что меня больше всего бесит. Ну ладно, я ему докажу, что он ошибается…
— Послушай, Салли, а как этот молодой человек выглядел?
— Примерно твоего роста, темноволосый, бледный. Явно не урожденный американец, говорит с акцентом…
— Ты не помнишь, не упоминал ли он человека по имени Шраубе, проживающего в Чикаго?
— Постой, постой… Ну конечно, он много рассказывал о нем. Но откуда ты знаешь, Крис?
— Понимаешь, тут такое дело… Я должен кое в чем тебе признаться… Не знаю, простишь ли ты мне когда-нибудь?
В тот же вечер мы отправились на Александерплатц. Разговор получился еще более фантастическим, чем я представлял. По крайней мере для меня. Салли если и ощущала неудобство, то никак его не показывала, разве что иногда у нее подергивалось веко. Она описывала все приключение двум полицейским, вооруженным очками, так невозмутимо, с такими подробностями, будто пришла просить, чтобы разыскали ее пропавшую болонку или зонтик, забытый в автобусе. Поначалу полицейские — оба, очевидно, почтенные отцы семейств — казалось, вот-вот лишатся самообладания. Они излишне часто тыкали ручки в фиолетовые чернила, неуверенно возили по столу локтями, прежде чем занести услышанное в протокол, разговаривали сухо и отрывисто.
— Давайте уточним насчет отеля, — сурово сказал тот, что постарше. — Надеюсь, вы с самого начала знали, что это заведение определенного сорта?
— А вы что, хотели бы, чтобы мы направились в «Бристоль»? — Тон у Салли был очень мягкий и убедительный. — Нас бы все равно не пустили туда без багажа.
— А, так у вас не было багажа? — младший полицейский с радостью ухватился за это признание как за решающее. Каллиграфическим полицейским почерком он начал аккуратно заполнять линованные листки бланков. Вдохновленный новым фактом, он не обратил ни малейшего внимания на резкое замечание Салли:
— Не имею обыкновения упаковывать чемодан, когда мужчина приглашает пообедать.
Старший, однако, сразу же за это ухватился.
— Значит, молодой человек пригласил вас… гм… в отель после того, как вы пришли в ресторан?
— Нет, только после того, как мы пообедали.
