мордочкой, но широкоплечий и слишком толстый. Мое присутствие очень смущало ее. Она хихикала, глупо улыбалась и все время выкрикивала притворным, «взрослым» голосом, как на импровизированном концерте:
— Мама! Иди взгляни на эти милые цветочки!
— У меня нет времени на твои милые цветочки, — воскликнула наконец фрау Новак с ужасным раздражением в голосе. — Вот, дочка размером со слона, а я одна пашу на вас, готовлю ужин!
— Правильно, мама! — ликуя, закричал Отто.
Он повернулся к Грете в припадке праведного гнева.
— Почему ты не поможешь матери, хотелось бы знать? Такая толстуха. Целый день торчишь без дела. Сию же секунду слезай со стула, слышишь меня! И убери отсюда эти мерзкие карты, или я спалю их!
Внезапно он одной рукой схватил карты, а другой шлепнул сестру по щеке. Вряд ли было больно, но, играя на публику, она подняла громкий рев.
— Отто дерется! — Она закрыла лицо обеими руками и сквозь пальцы поглядела на меня.
— Ты оставишь ребенка в покое? — завопила фрау Новак из кухни. — Кто бы говорил о лени! А ты, Грета, немедленно прекрати этот вой — или я велю Отто как следует наподдать тебе. Тогда хоть будет из-за чего плакать. У меня от вас голова кругом идет.
— Но мама! — Отто влетел в кухню, обнял ее за талию и начал целовать. — Бедная маленькая девочка, маленькая мамуля, маленькая мамуленька, — мурлыкал он слащавым, воркующим голоском. — Ты так тяжко трудишься, а Отто так отвратительно себя ведет с тобой. Но он этого не хотел, он просто тупой… Хочешь, я принесу тебе завтра уголь, мамочка? Хочешь?
— Убирайся вон, мошенник! — закричала фрау Новак, — и не подлизывайся. Очень ты заботишься о своей бедной старой матери. Дай мне спокойно заняться делом.
— Отто неплохой мальчик, — обратилась она ко мне, когда он, наконец, ушел, — но такой легкомысленный. Полная противоположность моему Лотару — тот совершенно образцовый сын! Не гнушается никакой работой, за все берется, а когда наскребет несколько грошей, вместо того чтобы потратить их на себя, прямо подходит ко мне и говорит: «Вот, возьми, мама. Купи себе теплые домашние туфли на зиму».
Фрау Новак протянула мне руку жестом дарителя. Как и Отто, она любила представлять в лицах.
— Ах, Лотар такой, Лотар эдакий, — грубо перебил Отто, — вечно Лотар. Но скажи мне, мама, кто из нас двоих дал тебе на днях двадцать марок? Лотар столько бы не мог заработать за месяц. А раз ты так ко мне относишься, не жди больше ничего — даже если приползешь ко мне на коленях.
— Ты мерзкий мальчишка. — Она уже вновь взяла себя в руки. — Постыдился бы разглагольствовать о таких вещах в присутствии герра Кристофа! Если бы он знал, откуда взялись эти двадцать марок — и остальные деньги тоже, — он бы счел ниже своего достоинства поселиться в одном доме с тобой и был бы абсолютно прав. И какая наглость — утверждать, что ты дал мне эти деньги! Ты прекрасно знаешь, что если бы твой отец не увидел конверт…
— Точно! — заорал Отто, скривив обезьянью рожу и пустившись от возбуждения в пляс. — Именно этого я и хотел! Признайся Кристофу, что ты украла их у меня! Ты воровка! Воровка.
— Отто, как ты смеешь! — Фрау Новак с яростью схватила крышку от сковородки.
Я отпрыгнул назад, чтобы быть вне досягаемости, споткнулся о стул и тяжело шлепнулся на него задом. Тут вскрикнула Грета, радостно и тревожно. Дверь открылась. С работы вернулся герр Новак.
Это был представительный мужчина, невысокий, но кряжистый, с острыми усами, коротко остриженными волосами и кустистыми бровями. Отношение к происходящему выразилось у него в продолжительном ворчании, перемежающемся с отрыжкой. Он то ли не понял, что тут происходит, а может быть, ему было наплевать. Фрау Новак не стала объяснять. Только повесила крышку от сковородки на крючок. Грета вскочила со стула и бросилась к отцу с протянутыми руками: — Папуля! Папуля!
Герр Новак улыбнулся ей, обнажив несколько огромных зубов, желтых от никотина. Наклонившись, он осторожно и ловко подхватил ее с каким-то любопытством и восхищением, точно большую вазу. Он был грузчиком в мебельном магазине. Затем не спеша поднял руку в знак приветствия, любезно, но без подобострастия.
— Салют!
— Папуля! Ты не рад, что герр Кристоф поселился у нас? — медоточивым голоском пропела Грета, опираясь на плечо отца. Тут герр Новак уже гораздо приветливее принялся трясти мне руку, словно получив новый заряд энергии, а затем похлопал меня по плечу.
— Рад! Конечно, рад! — Он покачал головой с решительным одобрением. — English man? Anglais, eh? [14] Xa-xa. Это правда? О да, как видите, я говорю по-французски. Почти все позабыл уже. Выучил на войне. Я был фельдфебелем на Западном фронте. Разговаривал со многими пленными. Хорошие ребята. Такие же, как мы…
— Ты опять пьян, отец! — воскликнула фрау Новак с отвращением. — Что герр Кристоф подумает о тебе?
— Кристоф не возражает, правда, Кристоф? — Герр Новак снова похлопал меня по плечу.
— Какой же он тебе Кристоф? Для тебя он — герр Кристоф. Ты что, не можешь отличить господина?
— Я бы предпочел, чтобы меня называли просто Кристоф, — сказал я.
— Правильно! Кристоф прав! Мы все из одного теста сделаны… Argent, деньги — везде одни и те же! Ха, ха!
Отто схватил меня за другую руку.
— Кристоф уже почти член семьи!
Вскоре мы принялись за сытный ужин: рагу из легких, вареный картофель, черный хлеб и солодовый кофе. Впервые обладая таким богатством (я дал ей десять марок вперед за недельное проживание), фрау Новак от радости наготовила картошки на десятерых. Она все время подваливала ее мне в тарелку из огромной сковородки, пока у меня не сперло дыхание.
— Возьмите еще, герр Кристоф. Вы ничего не едите.
— Я никогда не ел так много за всю свою жизнь, фрау Новак.
— Кристофу не нравится наша еда, — сказал герр Новак. — Ничего, Кристоф, ты привыкнешь к ней. Отто был точно такой же, когда он приехал с острова. Он там пристрастился к разным лакомствам с этим англичанином.
— Придержи свой язык, отец, — сказала фрау Новак предостерегающе. — Не можешь оставить мальчика в покое? Он достаточно взрослый, чтобы самому решать, что хорошо, а что плохо.
Мы все еще ели, когда вошел Лотар. Он швырнул свою шляпу на кровать, вежливо, но молча пожал мне руку, слегка поклонился и занял свое место за столом. Мое присутствие, казалось, нисколько не удивило и не заинтересовало его. Он лишь слегка задержался на мне взглядом. Я знал, что ему только двадцать лет, но ему спокойно можно было дать и больше. Это был уже мужчина. Отто рядом с ним казался почти ребенком. На его худом, костлявом крестьянском лице отпечатались следы тяжкого труда многих поколений.
— Лотар учится в вечерней школе, — с гордостью сообщила мне фрау Новак. — Работает в гараже. И хочет изучать инженерное дело. Сейчас без диплома никуда не берут. Он должен показать вам свои рисунки, герр Кристоф, когда у вас будет время. Учитель их очень хвалил.
— Я охотно посмотрю.
Лотар молчал. Я был к нему расположен и чувствовал себя довольно глупо. Но фрау Новак твердо решила выставить его в лучшем виде.
— По каким дням у тебя занятия, Лотар?
— По понедельникам и четвергам. — Он упрямо продолжал есть, не глядя на мать. Затем, возможно, чтобы показать, что ничего против меня не имеет, добавил:
— С восьми до половины одиннадцатого.
Как только мы покончили с ужином, он не говоря ни слова встал, пожал мне руку, снова слегка поклонился, взял шляпу и вышел.
Фрау Новак поглядела ему вслед и вздохнула:
— Наверное, опять собрался к своим нацистам. Мне часто кажется, лучше б он не связывался с ними.
