Кристофер Ишервуд
Фиалка Пратера
Посвящается Рене Блан-Роос
— Господин Ишервуд?
— Слушаю вас.
— Это господин Кристофер Ишервуд?
— Да, слушаю вас.
— Мы со вчерашнего дня пытаемся связаться с вами, — в голосе говорившего прозвучала нотка упрека.
— Меня не было дома.
— В самом деле? — (Похоже, мне не поверили.)
— В самом деле.
— Хм-м-м… — (Мой собеседник, видимо, переваривал услышанное. Вдруг он насторожился.) — Однако это странно… Ваш номер был занят. Постоянно.
— А с кем я, собственно, говорю? — я слегка повысил голос.
— «Империал Балдог».
— Простите, не понял…
— Киностудия «Империал Балдог». Я звоню по поручению господина Чатсворта… Кстати, вы не были в Блэкпуле в 1930 году?
— Тут какая-то ошибка… — Я уже собрался повесить трубку. — Я в жизни не был ни в каком Блэкпуле.
— Вот это номер! — Незнакомец издал короткий озадаченный смешок. — Может, вы и «Фиалку Пратера» никогда не видели?
— Не видел. А при чем тут, собственно?..
— Ее сняли после третьего представления. Но господину Чатсворту понравилась музыка, и он хочет взять оттуда как можно больше куплетов… Ваш агент сказал, что вы знаете Вену как свои пять пальцев.
— Вена? Я был там один раз в жизни. Всего неделю.
— Неделю? — вопрос прозвучал раздраженно. — Этого не может быть! Нам сказали, что вы
— Может, речь шла о Берлине?
— Что? О Берлине? В конце концов, это почти одно и то же, не правда ли? Мистеру Чатсворту нужен человек, хорошо знающий Европу. Надеюсь, вы говорите по-немецки? Это было бы очень кстати. Нам удалось договориться с самим Фридрихом Бергманном из Вены.
— Рад за вас.
— Вы, конечно, слышали, кто такой Бергманн?
— Первый раз слышу.
— Вот это да! Он много работал в Берлине. Вам доводилось работать в кино?
— Никогда.
— Нет?! — Мой ответ явно обескуражил собеседника. Но в следующую секунду его голос потеплел. — Хотя… думаю, господину Чатсворту все равно. Он часто приглашает молодых авторов. На вашем месте я бы не волновался…
— Послушайте, — перебил я его, — а с чего вы вообще взяли, что меня заинтересует ваше предложение?
— Э-э… Видите ли, мистер Ишервуд, боюсь, это вопрос не ко мне, — затихающей скороговоркой выпалил голос. — Разумеется, господин Катц все обсудит с вашим агентом. Уверен, что мы придем к соглашению. Я еще свяжусь с вами. Всего доброго…
— Позвольте, одну минуточку…
В трубке раздались короткие гудки. Совершенно сбитый с толку, я возмущенно потряс ее, потом взял справочник, нашел номер «Империал Балдог», начал было набирать, но передумал. Пошел в гостиную, где завтракали мать и Ричард, мой младший брат. Я прислонился к дверному косяку и небрежно закурил сигарету, стараясь не встречаться с ними глазами…
— Кто звонил? Стивен? — у моей матушки были свои ненавязчивые методы меня разговорить.
— Нет. — Я выдохнул струю дыма, насупленно глядя на каминные часы. — Какие-то киношники.
— Киношники? — Ричард чуть не опрокинул свою чашку. — Кристофер! Вот здорово!
Я насупился еще сильнее.
Выждав паузу, матушка вкрадчиво поинтересовалась:
— Они хотели, чтобы ты что-то написал для них?
— Наверно, — промямлил я. Разговор начал меня утомлять.
— Кристофер, как интересно! А о чем фильм? Или это секрет?
— Я не спросил.
— Да-да, конечно… Когда думаешь начать?
— Я не думаю. Я отказался.
— То есть как — отказался? Надо же, как жалко!
— Видишь ли, дело в том…
— В чем? Они мало платят?
— Мы не обсуждали денежный вопрос. — Я укоризненно посмотрел на брата.
— Конечно, прости, я понимаю… Пусть этим занимается твой агент, правильно? Уж он-то сумеет выжать из них побольше. А сколько ты собираешься запросить?
— Я же сказал, что отказался.
Повисла очередная пауза. Тщательно подбирая слова, матушка осторожно произнесла:
— Может быть, ты и прав. Нынешние фильмы один глупее другого. Неудивительно, что приличные люди ни за какие деньги не соглашаются с ними работать.
Я промолчал. Но хмуриться перестал.
— Они наверняка перезвонят, — с надеждой произнес Ричард.
— С какой стати?
— Видать, их сильно припекло тебя заполучить, коль они позвонили в такую рань. И вообще, киношники — они такие, так просто не отстанут.
— Брось, я почти уверен, что они уже звонят кому-нибудь еще, по списку. — Я деланно зевнул. — Ладно, пойду-ка я добивать свою одиннадцатую главу.
— Меня потрясает твоя непрошибаемость, — заметил Ричард. Отсутствие даже намека на сарказм порой придавало его словам сходство со строками Софокла. — У меня бы уже все слова из головы вылетели, так бы я извелся, а ты…
— Пока-пока. — Я опять зевнул, потянулся и честно направился к двери, но явное нежелание работать привело меня к серванту. Я стал вертеть ключом в замочной скважине ящика, где лежали столовые приборы. Туда-сюда, туда-сюда. Зачем-то шмыгнул носом.
— Еще чайку выпьешь? — Матушка наблюдала за этим представлением с едва заметной улыбкой.
— Правда, Кристофер, садись. Он даже остыть не успел.
Я молча уселся за стол. Утренняя газета валялась там, где я ее бросил полчаса назад, мятый комок, из которого выжали все жизненно важные новости. Темой дня по-прежнему оставался выход Германии из Лиги Наций.[1] Знатоки уверяли, что в будущем году, как только укрепят линию Мажино,[2] начнется превентивная война против Гитлера. Геббельс твердил, что 12 ноября[3] немцы могут отдать свои голоса «за»
