Я неопределенно пожал плечами.
— Видно, мечтает, чтобы ему еще и ноги оторвали, — засмеялся Вилли.
Я промолчал.
— Ханну помнишь, его сестричку?
Я кивнул.
— Встретил ее в Мюнхене, тоже какая-то красная сволочь.
Он внезапно замолчал. Съел омлет, сосиски, допил пиво. Мне стало ясно, пора прощаться. Все, что в ту пору обычно выяснял каждый немец, встретивший довоенного дружка, мы с ним выяснили.
Вилли, однако, прощаться не собирался.
— Что касается Ханны, эта тощая пролетарка не утратила дар человеколюбия. Ссудила меня на поездку в Берлин. Надо бы отдать, да нечем, так что закажи еще пиво.
После того, как кельнер поставил кружки, Вилли обратился ко мне.
— Ты, верно, думаешь, что я свихнулся на поражении и на ненависти к плутократам? Это не так, Вольфи. Мне все равно какого цвета сволочью быть, лишь бы платили.
— Если хочешь, я могу помочь тебе со средствами, — предложил я.
Вилли отпил пиво, откинулся на спинку кресла и презрительно усмехнулся.
— Нет, Вольфи. Я пока с голода не дохну…
Он неожиданно перешел на русский.
— И до милостыни не докатился. Вот миллион я бы взял.
— У меня нет миллиона. Разве что марок.
— Кому теперь нужны марки. В цене доллары. Ты не отчаивайся, у тебя скоро будет миллион. Я видал тебя в Винтергартене. Знакомая дама пригласила. Высший класс, Вольфи. Это говорю тебе я, Вилли Вайскруфт, сын владельца развлекательного и, учти, когда-то не последнего в Берлине заведения. Это говорю я, неудачливый солдат, угодивший в пятнадцатом году в плен и познавший Россию. Ты не поверишь, но мне посчастливилось видеть Распутина. Я сразу почувствовал, у него есть сила, но ему далеко до тебя, дружище. Этот славянский недоносок жрал, пил, махался с женщинами, одним словом, тратил свою силу на что угодно, только не на полезное дело.
— Что ты считаешь полезным делом? Повисеть на дереве Игдрасиль? Овладеть тайной рун?
— Ты запомнил? Это радует. А почему бы и нет, Вольфи. Ты можешь относиться ко мне, как к сумасшедшему, но в следующей войне многое будут определять такие, как ты.
— Тебе мало одной войны?
— Войны не может быть мало или много. Она перманента, как и революция, которая в каком-то смысле тоже война. По крайней мере, так утверждает товарищ Троцкий.
Он вновь замолчал. У Вилли появилась странная манера обрывать разговор на полуслове, можно даже сказать на полумысли.
Вайскруфт неожиданно засмеялся.
— Ты знаешь, мне удалось сделать на тебе неплохой гешефт.
Далее по-немецки.
— Ja, ja, naturlich. Я предложил пари, что ты умеешь предсказывать будущее.
Теперь я пожал плечами. Мой кислый вид никак не смутил заметно повеселевшего Вилли.
— Возможно, ты помнишь, как на одном из твоих выступлений в Винтергартене какой-то усатый прощелыга потребовал от тебя ответ, на чем ему надежнее добраться до Мюнхена. На поезде или на машине?
— У него усики вот так? — я провел пальцами две черты под ноздрями.
— Точно. Ты подсказал, что лучше отправиться на машине.
— Да-да, что-то припоминаю.
— Ты не читаешь газеты? — удивился Вилли.
— Вообще-то нет. Они пачкают руки.
— А «Роте Фане»?[22]
Я промолчал, а Вилли как ни в чем не бывало продолжил.
— Даже в этой паршивой газетенке написали, что шестнадцатичасовой поезд на Мюнхен сошел с рельс возле Регенсбурга. Есть погибшие. Я показал эту заметку своему дружку, и он с ходу выложил проигрыш. Так что если не хлопать ушами, прожить можно. А то, что я вырядился так непрезентабельно, так это маскировка. Тут подвернулось неплохое дельце проследить за одной красной сволочью, да вот встретил тебя. Так что сволочь подождет.
Он погрустнел, а я задался вопросом — кто мог быть этой красной сволочью? Уж не Вольф Мессинг? Мне стало не по себе. Я мысленно прислушался к Вайскруфту, однако выудить что-то более ценное, чем надоедливый мотивчик какого-то брутального фокстрота, мне не удалось. Эта мелодия настолько прочно засела в мозгах Вайскруфта, что я удивился, каким образом он ухитряется одновременно беседовать со мной?
— Мы давно не виделись, Вольфи, — погрустнел Вилли.
— Считай, семь лет, — подтвердил я.
Вилли вновь перешел на русский язык.
— Нам есть о чем поговорить. Например, мы могли бы работать в паре. Подумай, нельзя ли ввести в твой номер некий элемент случайности? Ты ищешь предметы, но один предмет найти не можешь. Я принимал бы ставки…
Я ответил ему по-немецки.
— Нет, Вилли, смысл моего выступления в том, что я нахожу
— Предметы?
— Да.
— Верю, — он попросил заказать еще пива. — За мной не пропадет. Вилли Вайскруфт всегда оплачивает счета. Тогда, возможно, тебя заинтересует информация, которой я владею. Твои дружки могут выложить за нее кругленькую сумму.
— Кого ты имеешь в виду под моими дружками?
— Шуббеля, дружище!
Фокстрот в его голове зазвучал на пределе слышимости. Он даже начал выстукивать пальцами забористый ритм, а у меня начался ступор — я никак не мог припомнить название этой разухабистой танцушки.
— Какое тебе дело до Шуббеля, до моих дружков и до меня?
— Хороший вопрос, — кивнул Вилли и помрачнел. — Деловой. Это выдает в тебе, Вольфи, ищущую, пытливую душу. (Накал изводившего меня шлягера резко спал.) Полагаю, ты тоже не обходишь корысть стороной. Не обижайся, но иногда я приглядываю за тобой. Это для твоей же пользы, Вольфи. Неужели ты всерьез полагаешь, что в этом мире можно прожить и хорошо прожить без помощи влиятельных друзей?
— Ты имеешь в виду господина Цельмейстера?
Вилли, совсем как его отец, презрительно наморщил переносицу.
— Кто такой господин Цельмейстер? Плутократ из самых ничтожных. Использовать такое чудо как Вольф Мессинг для того, что сытно жрать и спать со шлюхами, способен только мелкий мошенник.
— А крупный?
— Вот к тому я веду. Ты, кажется, упоминал о влиятельных друзьях? Они не привыкли швырять пфенниги попусту. Они платят за товар, за результат, за преимущество, а какой товар в грядущую эпоху будет в особой цене? Такие, как ты, Вольфи.
— Почему ты решил, что я могу связаться со Шуббелем?
— Потому что спишь с его сестрой.
— Ты и это знаешь.
— Ненароком, Вольфи. Случайно встретил вас возле «Континенталя». Ханна — замечательная девушка здоровых народных кровей. Ты знаешь, я тоже заглядывался на нее. Но не сложилось…
— Зачем тебе иметь дело с красными, если у тебя на рукаве эта эмблема?
