чем они говорили, но по выражению лица и жестам Ликотеи было понятно, что она ругает Панкрата за дерзость. Панкрат только рассмеялся в ответ на ее слова, привлек ее к себе и шлепнул по заду. Сверкнуло лезвие ножа. Великан отшатнулся и поднес руку к лицу. Потом отдернул – рука оказалась вся в крови. Ликотея располосовала ему лицо от уха до подбородка. Длинная косматая борода Панкрата тут же стала красной.
Аристон увидел, как Ликотея улыбнулась и ее сладострастные губы произнесли какие-то слова. Аристон догадался, что она сказала:
– В следующий раз это будет твоя мерзкая глотка, похотливый козел!
Ликотея отвернулась от богатыря, еле стоявшего на ногах, и пошла через площадь к дому. Аристон хорошенько заприметил ее хижину.
День тянулся целую вечность. А первые несколько часов после наступления темноты – и того дольше. Но юноша запасся терпением. Он был уверен, что периэки, как все деревенские жители, ложатся спать рано, но ждал, пока они заснут покрепче и можно будет спокойно выйти на площадь, чтобы собрать кости бедняжки Фрины.
Наконец юноша понял, что пора. Он не знал, благодарить ли ему богов за то, что на небе серебрилась полная луна– Конечно, это существенно облегчит поиски. Но, с другой стороны, он окажется в более уязвимом положении, если ему придется сражаться с врагами.
«Но поделать все равно ничего нельзя, – подумал Аристон. – Великая Афина, я молю тебя о помощи, ибо Фрина целомудренна и прекрасна. И тебя, о божественная Афро-дита, тоже умоляю, ведь клянусь душой, я любил Фрину. Тебя же, мой отец Дионис, вечно воскресающий бог, я прошу, чтобы ты разрешил мне с честью окончить мой жизненный путь. А тебя, бессмертный Арес, молю о храб– рости, дабы я мог отважно биться и, если будет нужно, пасть смертью храбрых».
Молясь, Аристон принес в жертву богам оставшееся вино. А затем взял оружие и двинулся в путь.
Началось все удачно. Даже слишком, и это могло бы послужить Аристону предупреждением. Все так прекрасно складывалось, что странным образом напоминало трюк, широко использовавшийся в плохих пьесах, которые горе-драматурги выставляли на суд зрителей во время дионисийских празднеств. Чтобы помочь актерам-гиппокритам – и, к слову сказать, самим себе – выпутаться из закрученной драматической интриги, они ставили за сценой скрипучую машину, она изображала то храм, то дворец, то хижину пастуха. Иногда машину водружали и на более видном месте, за орхестой, на площадке, где танцевал хор, и оттуда на вполне зримых веревках появлялся бог, дабы сотворить чудо и устранить все неприятности.
Луна высвечивала кости Фрины, они мягко поблескивали, словно жемчуг. Аристон собрал их, борясь с тошнотой, ибо ни голодным, вечно недоедавшим псам, ни воронам, ни целому рою насекомых не удалось очистить кости полностью. Там и тут Аристону попадались на глаза затвердевшие куски красно-черного мяса. Плоть от плоти его – ив таком виде! Вдобавок от костей исходил слабый запах гниения, сладковатый и тошнотворный; ни один человек не в силах его вынести. Но Аристон упорно терпел мучительную пытку. Он нежно обернул кости возлюбленной своим плащом, собрав все или почти все.
Кроме черепа. Аристон отошел в сторону и поискал там. Ни следа, ни малейшего следа! А ведь череп должен был бы первым броситься ему в глаза! Однако…
И тут Аристону неожиданно показалось, будто актер, играющий бога в какой-нибудь драме, съехал к нему вниз на веревках. Ибо, оглянувшись, он увидел свет, струившийся из окна какого-то дома. У Аристона перехватило дыхание. Но он очень хорошо запомнил местоположение этой хижины и не мог ошибиться. Свет горел в доме Ликотеи!
Аристон осторожно подкрался к двери. Положил у порога свою жуткую ношу. Выбрал один из дротиков, а остальные положил рядом с костями Фрины. Затем Аристон слегка вытянул из ножен меч и, приготовившись к нападению, начал подкрадываться к окну. Но не успел добраться до него, как услышал голос Ликотеи.
– Значит, ты так решил мне отомстить, Панкрат? – спрашивала Ликотея легким, игривым, насмешливым тоном. – Ты считаешь, что за эту царапину я должна тебе отдаться? А что говорит по этому поводу твоя драгоценная Стеропа?
Затем до Аристона донесся бас Панкрата, похожий на рев быка. Он сказал нечто такое, что невозможно привести дословно, но смысл его высказывания сводился к тому, что с его женой Стеропой следовало бы проделать нечто не очень приличное или, в крайнем случае, она может сделать это сама.
Ликотея звонко, весело рассмеялась.
– Но, дорогой Панкрат, – промурлыкала она, – именно это ты и обещал проделывать с ней каждую ночь, когда приносил брачные жертвы богам. А коли так, то иди к ней! И не говори, что вспахивать и боронить поле упрямой Сте-ропы – скучное занятие! Зевс свидетель, у тебя полно детей! Зачем тебе я?
– Зачем? – прогрохотал в ответ Панкрат. – Я же говорил тебе, что весь горю! И не потому, что ты слегка поцарапала мне щеку, а потому, что ты самый лакомый кусочек, который только может перепасть мужчине. Так что будь умницей, Лико. Кто об этом узнает? Я не хочу быть с тобой грубым, но…
– А если ты надуешь мне брюхо своим приапическим инструментом? – сказала Ликотея.
– Да ладно тебе, Лико, ты семь лет была замужем за Косматым и…
– Но ты ведь не Эпидавр, могучий Панкрат. Он был тайным любителем мальчиков. И почти не прикасался ко мне, а ты…
Теперь Аристон видел их обоих. Ликотея стояла спиной к окну. Она была совершенно голой – вероятно, она всегда спала без одежды. Пряча от Панкрата обнаженное тело, Ликотея прижимала к груди длинное одеяло. Но Аристон отлично видел ее со спины. И нашел, что у нее великолепная фигура.
Внезапно Ликотея расхохоталась. Хрипло и визгливо.
– Ладно, – сказала она. – Не стоит из-за этого драться, да? И вообще, что мне защищать? Память о том, что я потеряла в двенадцать лет с рабом в лавке моего отца? Мне это запомнилось только потому, что болван разодрал мне внутри все и у меня потом кровь шла целый месяц. Но у тебя, безобразное чудовище, пожалуй, хватит здоровья, чтобы… чтобы удовлетворить мой аппетит. Хотя я в этом сомневаюсь. Такое никому не под силу. Тут нужно целое войско. Хочешь сперва выпить вина? Я сама его приготовила. Вакх свидетель, оно очень крепкое и придаст крепость твоему клинку. Не улыбайся! Ты скоро поймешь, сколько сил нужно, чтобы оседлать и объездить волчицу Ликотею!
– Возвращайся побыстрее, девочка, – счастливо пробасил Панкрат и сел у порога. Ликотея ловко завернулась в одеяло и подошла к шкафу.
Аристон услышал тихое бульканье вина, но, что она делает, не видел. Когда Ликотея повернулась, одеяло соскользнуло на пол и она предстала во всей своей наготе. Ужасная стигийская нимфа с чашей в руках…
– Пей, Панкрат, – прошептала она, и ее голос за-змеился, словно гадюка.
– Пей, о могучий и похотливый великан! Пей до дна… если посмеешь!
Аристон услышал, как Панкрат тяжело, прерывисто задышал. А потом издал долгий, душераздирающий вопль, будто человек, за которым гонятся тени умерших и демоны. Он вскочил и кинулся бежать, земля тряслась под его ногами. А вдогонку несся визгливый, хриплый смех Ликотеи. Казалось, кто-то с силой царапает щит мечом.
Аристон замер, глядя на Ликотею. Юноша сказал Фрине правду: он не раз видел обнаженных девушек. Живя в Спарте, нельзя было этого избежать. Во время религиозных празднеств девушки танцевали обнаженными, распевая девичьи песни, а затем выходили танцевать юноши, тоже без одежды. Они кружились под звуки флейт и лир. Но, глядя на Ликотею, Аристон осознал, что он никогда еще не видел такого… такого непристойного женского тела. Прежде чем появиться обнаженными на людях, спартанские девушки тщательно сбривали все волосы на теле или выводили их смесью мышьяка и извести. И белые фигуры, двигающиеся, танцующие и раскачивающиеся из стороны в сторону под торжественную музыку, удивительно напоминали статуи и не возбуждали желания.
Но Ликотея – о Афродита и Эрос! – Ликотея была иной. Хотя на самом деле разница была крохотной: всего три курчавых иссиня-черных пятна волос, резко оттенявших белизну ее тела и превращавших его из нагого в голое. Козлоногий бог нарочно сохранил это, чтобы напомнить Аристону: женщина то же животное! Ее кровь тоже распаляется от желания. Она не ожившая статуя, покрытая перламутровой пылью. У статуи нет этих двух совершенно одинаковых темных кустиков, открывшихся взору Аристона, когда Ликотея подняла руки и начала пить из чаши…
