– Ах, ну конечно? Он короткий и легкий. Но как же ты?
– Вот возьми! – сказал он и сбросил с себя одежду. Фрина попятилась и с размаху хлопнула себя по щекам.
– Аристон? – ахнула она и повернулась к нему спиной.
– Бессмертные боги! – возмутился Аристон. – Избавьте меня от женщин! Что я такого сделал? Я потакаю твоей периэкской скромности, а ты…
– Но Аристон… дорогой… мне на тебя тоже нельзя смотреть?
Аристон весело рассмеялся. Потом вытянул руки, положил их Фрине на плечи и повернул лицом к себе.
– Вот ты и посмотрела, – сказал он. – Ну как, я отвратителен? Может, я калека? Весь в родимых пятнах? Урод?
– Нет! – всхлипнула Фрина. – Ты… ты прекрасен.' Я никогда не видела обнаженных мужчин, но, наверно, только у бога бывают такие формы. Однако женщина не может, господин мой Аристон, смотреть на мужчину, если он не муж ей. Это страшный грех. Теперь со мной случится что-то ужасное. Я знаю? Я это чувствую всеми фибрами моей души?
– Чепуха! – передернул плечами Аристон. – Дай мне твой пеплос.
Она отвернулась, сняла с плеч накидку и, не поворачивая головы, протянула ему. Аристон взял пеплос и, наклонившись, поднял с земли шнурок, служивший ему поясом. В мгновение ока он соорудил себе набедренную повязку.
– Теперь лучше?
– Да, – прошептала она. – А сейчас отвернись, пожалуйста… О Аристон!..
В его хитоне она выглядела великолепно. Аккуратно сложив свое длинное одеяние, Фрина спрятала его в расщелине скалы. Затем загасила лампу и сунула ее туда же, куда и одежду.
Аристон увидел на воде тусклое белое пятно и услышал всплеск. Он тут же кинулся вслед за Фриной. Вода была ледяной. Она казалась чернее вод Стикса, чернее Леты. И все же Фрина, похоже, знала, куда плыть. Аристон не хвастался: он плавал отлично, но Фрина легко его обогнала. Они плыли долго, так долго, что он начал ощущать боль в руках. Потом наконец впереди забрезжил свет. Аристон видел белые руки Фрины, с силой рассекавшие воду, смотрел, как она быстро бьет по воде ногами. Они приплыли. Фрина выбралась на берег и подала Аристону руку. Но он застыл в воде, словно парализованный. Дело в том, что промокший хитон обтягивал тело Фрины, словно кожа. А столь прекрасного женского тела Аристону еще не доводилось видеть. Ни на процессиях в честь Диониса, ни на спортивных состязаниях.
– Великая Киприда, помоги мне? – взмолился юноша, выходя на берег. Но огонь желания пылал в нем, и Аристон привлек Фрину к себе. Его пальцы мгновенно нащупали на ее плечах рубцы. Он повернул Фрину спиной и стянул вниз хитон. Посмотрел на ее спину и ужаснулся: она вся была исполосована. Как ни старался, Аристон не смог сдержать слез.
– Из-за меня, – прошептал он, – ты претерпела… это?'
Фрина, не поворачиваясь, натянула хитон на плечи. Затем обняла его и погладила по подбородку, на котором пробивался золотистый пушок первой бороды.
– За тебя, сын Диониса, я готова умереть, – сказала она.
– Фрина? – простонал Аристон.
– Нет, Аристон, – покачала головой девушка. – У нас нет времени. Я не хочу, чтобы, получив мое тело, ты потерял жизнь. Может, ты и способен восставать из мертвых и воз– вращаться из мрачного Тартара, но лучше не рисковать. Я желаю, чтобы ты остался жив и мы жили бы вместе с тобой. И… я, конечно, дочь другого племени и не ровня тебе, но мне хочется быть для тебя больше, чем наложницей. Я хочу, чтобы мы принесли брачные обеты и жертвы. Хочу услышать гимны Гименею и знать, что боги нас одобряют… Фрина вдруг озорно рассмеялась.
– И потом папаша содрал с меня три шкуры, – добавила она. – Так что я все равно не могу лечь на спину. Поцелуй меня и иди… Я надеюсь…
– На что, моя маленькая Фрина? – спросил Аристон.
– Что ты не забудешь меня. А то я зачахну, как бедняжка Эхо, и от меня ничего не останется, кроме голоса. О сын бога Аристон, неужели ты действительно…
– Вернусь? Нет. Я пошлю отца сватать тебя, как у нас положено. Раз ты бедная, он не будет просить приданого. Ты сама сокровище, моя милая.
Произнеся эти слова, Аристон изумленно осознал, что действительно вправду хочет на ней жениться, хочет всем сердцем!
– О Аристон! – выдохнула она и припала к нему. Их мокрые тела посинели от холода.
– Но как же он придет к нам? – спросила затем Фрина. – Разве его сияние не затмит наши взоры? Разве мы сможем его увидеть? Я слышала, что когда боги являются смертным…
– Я имел в виду своего отчима, геронта, стратега, полководца, – сказал Аристон. – Он ведь смертный. А теперь, малютка Меланиппа…
Фрина топнула ногой:
– Не называй меня так!
– Меланиппа, Аганиппа, Аниппа, Архиппа, Левкиппа, будущая мать всех моих Левсипедов, Левсипоев, Малени-педов и Меланипоев!
Фрина радостно рассмеялась: он не переводя дух назвал ее черной кобылицей, милосердно убивающей кобылицей, царственной кобылицей, лучшей из кобылиц, белой кобылицей и матерью всех его отпрысков, жеребцов и кобылок, черных и белых… Только поразительно богатый и гиб– кий язык, на котором говорил Аристон, был способен на это. А затем юноша наклонился и поцеловал ее долгим поцелуем. Очень долгим. Он целовал ее, пока они оба не согрелись.
Отстранившись, Фрина подбежала к берегу и ловко нырнула в черную ледяную воду. Аристон глядел, как она стрелой несется по течению. В последний миг Фрина высунулась из воды и послала ему воздушный поцелуй. А затем нырнула опять и исчезла. Аристон знал, что она вынырнет за поворотом, но от страха за нее у него прервалось дыхание. Ибо он уже не мог без нее жить. Сама мысль об этом была равносильна смерти. Тяжело вздохнув, Аристон повернулся и вышел из пещеры на свет.
Он спускался с горы примерно полчаса, и вдруг ему пришла в голову одна мысль… Если он вернется в гимнасий с пустыми руками, так ничего и не украв, педоном прикажет его снова высечь. Даже простое напоминание об этом привело Аристона в ярость. Его тело перестало быть лишь орудием убийства, а превратилось в храм, в котором горел священный, яркий и чистый огонь любви. Аристон не желал, чтобы томный, капризный Лизандр глазел, как он будет молча корчиться от боли. И не хотел, чтобы грубый невежда Си-моей, которого Аристон не мог одолеть в единоборстве, гоготал, слушая пение бича. За одну ночь Аристон полностью изменился. Теперь его страшила не сама порка, а невыносимое унижение, которому его подвергнут.
Аристон замер, размышляя. За то, что с ним вытворяли периэки, у них вполне можно еще раз стащить козленка. Преимущество на его стороне, и грех им не воспользоваться. Спускаясь по темной запретной тропе, Аристон подберется к хижинам своих недавних мучителей сзади. Он увидит их задолго до того, как они заметят его. Тем более – при мысли об этом Аристон пришел в неописуемый восторг – что они наверняка сейчас не дома, наверняка они устремились за ним в погоню по другой дороге!
Аристон повернул назад и принялся карабкаться на гору. Заодно он обдумывал, какие доводы нужно будет привести отчиму. Как уговорить этого сурового, вечно запрещающего старика, чтобы он позволил ему жениться на периэкской девушке, которая гораздо ниже его по происхождению? Чем больше размышлял Аристон, тем яснее ему становилось, насколько это маловероятно. Геронт и полководец Теламон наверняка не позволит, чтобы юноша, которого все, кроме прекрасной Алкмены, ее брата Ипполита и членов Евгенического Совета – разумеется, державших язык за зубами, – считали его родным сыном, так опорочил его дом. Но затем Аристон отогнал мрачные мысли. Какая разница, женится он на Фрине или нет? Главное, чтобы она принадлежала ему! А этому ничто не помешает. Ему нужно только будет вооружиться до зубов, прийти ночью в селение и увести ее силой. В Спарте он присмотрит для нее маленький домик. Теламон, которого возмущало все более терпимое отношение общества к гомосексуальной любви, не только одобрит мужественное поведение сына, но даже причмокнет от удовольствия и выделит средства на содержание Фрины. Естественно, в тридцать лет Аристон будет вынужден жениться на спартанке, но она не сможет
