крашеный?
– Нет, – прошептал Калас, – уже не ребенок. Вся женская злость налицо. Я узнал бы тебя, даже если бы ты перекрасила волосы сама. Белая Богиня Длинного Лука. Он говорил, что на язык ты такая же скорая, как и на то, чтобы лечь с мужчиной – как все бабы из Долин.
– Карум никогда бы… – И она осеклась, досадуя, что ее и правда провели, как ребенка.
– На дыбе говорят еще и не то, моя милая.
– Только вот правду говорят редко, – отбрила Дженна. Калас положил руку ей на голову, словно хотел погладить, но вместо этого вытащил косу у нее из-за ворота и дернул за нее.
– Девочки, играющие в женщин, по-своему милы. Женщины, играющие в девочек, тоже милы на свой лад. Но женщины, играющие в воинов, мне противны. – Он улыбнулся, показав пожелтевшие от пиджи зубы. – Притом у тебя, красавица, это плохо получается. Твой принц в темнице, а не на башне – зачем же было карабкаться так высоко. – Он плашмя хлопнул ее мечом по правой коленке. – Разве чтобы поупражнять эти прелестные ножки.
– Клянусь волосами Альты… – начала Дженна, надеясь за божбой скрыть свои чувства.
– Волосы Альты седы и слишком коротко острижены, чтобы ее согреть, – невозмутимо ответил Калас. – А мы тебя поймали за твои длинные! – Он посмеялся собственной шуточке. – Но если ты взялась играть в мужские игры, мы и поступим с тобой как с мужчиной. Вместо того чтобы греть мою постель – в этом ты, конечно, не мастерица, хотя юность имеет свои преимущества, даже у жительницы Долин, – ты будешь дрогнуть вместе с другими в темнице.
Дженна прикусила губу, стараясь показаться испуганной – ведь темница была именно тем местом, куда она хотела попасть. Предпочтительнее, правда, было бы оказаться там с мечом и кинжалом.
– Ага, вижу, ты слышала о моей тюрьме. Как, бишь, она у вас зовется? – Он намотал ее косу на кулак и приблизил ее лицо к своему. На миг она испугалась, что сейчас он ее поцелует. Его дыхание было тошнотворно-сладким, и при этой мысли ее едва не стошнило.
– Преисподняя Каласа, – прошептала она.
– Ты оценишь ее по достоинству, как уже оценили другие. – Он отпустил ее, отвернулся, хлестнув себя плащом из кожи ящериц по лодыжкам, и ушел.
Стражники потащили Дженну вниз по лестнице. «Я спускаюсь куда быстрее, чем поднималась», – подумала она.
Руки ей так туго скрутили за спиной, что она перестала чувствовать пальцы уже на втором пролете. Единственным утешением было то, что человек с факелом шел впереди и тени от идущих падали назад. Если бы он шел позади, на лестнице появилась бы вторая связанная женщина, с темной косой вдоль спины, с дырой на правой коленке и с сильной болью в голове. Дженна пообещала себе, что нипочем не даст стражникам оглянуться и увидеть идущую за ними Скаду, не выдаст ее ни словом, ни движением.
Лестница сходила винтом все ниже и ниже. Когда она выпрямилась, Дженна поняла, что они спустились с башни в собственно замок. С каждым пролетом воздух становился все более холодным и затхлым. По обе стороны тянулись двери, каждая с зарешеченным окошком. В окошках мелькали какие-то пятна, и лишь на третий раз Дженна поняла, что это лица. Тогда она подняла голову, чтобы люди за решетками могли видеть ее и узнать. Она не желала, чтобы ее замуровали здесь тайно.
Но вот лестница уперлась в тяжелую дверь, и понадобились три ключа, чтобы отпереть засовы. Дженну бесцеремонно втолкнули внутрь, и дверь снова заперли. За все время, что они сходили вниз, никто не произнес ни слова.
Темница вполне оправдывала свое название – здесь было темно, сыро и пахло, точно в стойле больного поносом вола. Дженна никогда в таком стойле не бывала, но запах узнала сразу.
Чтобы не задохнуться, Дженна повернулась и закричала вслед уходящим стражникам:
– Чтоб вас повесили на волосах Альты. Чтоб она вплела ваши кишки в свои косы, а ваши черепа…
– Никогда еще не слышал, как ты ругаешься, – сказал голос, почти неузнаваемый от усталости. – Могла бы по крайней мере выдумать что-нибудь поновее.
– Карум! – прошептала Дженна, оборачиваясь и пытаясь найти его в темноте. – Так нас посадили вместе?
– Это особое местечко, девушка, – сказал второй голос. – Хуже уже не бывает.
Здесь было не так уж темно – кое-какой свет просачивался в окошко на двери. Скоро Дженна стала различать какие-то тени, хотя не могла угадать, которая из них Карум. Скада исчезла, но Дженна и не ожидала увидеть ее при таком скудном свете. И не желала своей темной сестре той боли, которую ей самой причиняли связанные руки.
Чьи-то пальцы коснулись ее плеча, спустились ниже и принялись распутывать веревки.
– Вообще-то полагается говорить, – прошептал ей на ухо Карум, – «чтоб вас повесили на воротах Альты». А не на длинных, как у тебя, волосах. Я вычитал это в Приюте Бертрама. Но я люблю твои волосы, и ты никогда не должна стричься. Мне не терпится распустить их опять, уже при свете.
Ему было трудно развязывать веревки, и Дженна стояла смирно, чтобы облегчить ему работу, несмотря на внезапную дрожь в ногах. От него пахло совсем не так, как ей помнилось, – впрочем, вряд ли и она сама благоухала.
Наконец он развязал узлы и растер ее онемевшие запястья.
– Ну вот. Теперь моя правая рука свободна.
– Свободна? – устало отозвалась она. – Это здесь-то? Но теперь я хотя бы знаю, что ты жив. Я намеревалась ткнуть Каласа ножом в пасть и вышибить его желтые зубы.
– Ты его видела? – насторожился вдруг Карум.
– Видела ли? Эта жаба поймала меня – запросто, как ребятишки ловят головастиков.
