дороги, приобретенные когда-то впрок навыки вождения.
Тут-то и появился он, четырехколесный посланник Инферно.
Олеся, не увеличивая скорости и не отвлекаясь от управления, то есть робко и старательно делая двадцать километров в час и вцепившись до побеления суставов в руль, покосилась налево. Рядом ехала большая серая машина, марку которой она, конечно, не определила, но заметила, во-первых, что это автомобиль того типа, который у нее на крымской родине назывался «пикап» и использовался зажиточным соседом для перевозки всей семьи вместе с курями, размещенными в клетках позади сидений, во-вторых, что машина сплошь ободранная и ржавая, изъеденная гнилью по всем швам и краям кузова, и, в-третьих, что стекла странного экипажа абсолютно черные, как бы тонированные до неестественного, никогда ей прежде не встречавшегося предела.
Хм, подумала Олеся, какая машина.
И немедленно, будто кто-то уловил ее интерес, правое переднее стекло дьявольского «пассата» — конечно же, это был он — поползло вниз.
Уловив краем глаза это движение, Олеся снова покосилась влево, а затем произвела почти одновременно несколько действий, каждое из которых изобличало в ней настоящую женщину, пусть и закалила ее суровая московская жизнь, пусть подруги считали (и сейчас считают) Ольку холодной и расчетливой. Прежде всего она закричала без слов, просто «и-и-и», самым тонким из доступных ей голосов. Одновременно она прижала ногой первую попавшуюся педаль, отчего несчастная французская механика взвыла и прыгнула вперед, как кенгуру, но тут же и встала, поскольку мотор заглох, а водительша уже перенесла упор на соседнюю педаль, то есть на тормоз. Ну и, конечно, закрыла глаза.
Увидела же она вот что: за опустившимся стеклом открылась не внутренность нормального автомобиля, освещенная серо-сиреневым светом утра, а бесконечное пространство тьмы, будто там, в салоне, вместилась вся чернота мира. Стекла-то были нормальные, прозрачные, это за стеклами начиналась преисподняя. И смотрел из этого передвижного ада на злосчастную Олю Теребилко безносый череп, скалился, завлекал томным пустым взглядом.
Бедная, бедная женщина! Вы только представьте себе этот ужас: утро как утро, даже прекрасное, центр Москвы в районе «Аэропорта», впереди все только приятное, лет еще совсем немного, ну, пусть тридцать, разве это годы — и вдруг тьма и смерть… Ох, пронеси, Господи, не дай погибнуть!
А когда Олеся Грунт открыла наконец глаза, пуст и чист был Ленинградский проспект, и никакого следа не осталось от машины-призрака. Олесин автомобильчик стоял, косо ткнувшись в бордюр, выла почему-то сигнализация, руки, вцепившиеся в руль, мелко дрожали, и никого, никого не было вокруг.
Ну, что же? Истерика истерикой, но вот уже найден в свалке сумки телефончик, из последних сил набран номер самого верного приятеля, немедленно, отдадим ему должное, примчавшегося целым караваном, на могучем «ауди» и с «гелендвагеном» охраны, «пежо», нисколько, кстати, не пострадавший, отправился на стоянку, а владелица его всего через час-другой была обследована отличным психотерапевтом в самой дорогой из дорогих клинике, назначили ей хорошие антидепрессанты, массаж, общеукрепляющий режим, потом она уехала в швейцарские горы, оттуда на неугомонный остров Ибицу, где вовсю веселилась, почти забыв привидевшийся кошмар, и вернулась только к осеннему сезону как ни в чем не бывало, лишь стилист-визажист теперь имеет небольшие дополнительные хлопоты с совершенно сплошь седыми волосами, сначала он долго прикидывал, не стоит ли в связи с этим вообще поменять имидж, однако остановился на обычной краске — конечно, самой эффективной, но и только.
А приятель, который пришел в трудный час на помощь, из чистого любопытства узнал, между прочим, по своим каналам обо всех дорожных происшествиях, даже мелких, случившихся в ужасное утро. И выяснил, что приблизительно через семь минут после того, как Олеся опомнилась и попросила по телефону помощи, экипаж одной из патрульных машин никогда не дремлющей ГИБДД обнаружил серый «фольксваген пассат-вариант», медленно скользивший по самой середине Ленинградского проспекта вблизи метро «Сокол», не доезжая развилки на Волоколамское и Ленинградское шоссе. Чем-то привлекла внимание бдительных милиционеров эта вроде бы заурядная на первый взгляд старая машина, они ее догнали, что не составило труда, поскольку тяжелый универсал плавно, будто во сне, катил со скоростью никак не больше сорока километров в час, пристроились слева и увидели — все стекла «пассата» были опущены — совершенно пустой салон. Серьезные и опытные мужчины в истерику с мистической окраской не впали, сочтя резонно, что какой-то чайник забыл поставить свой драндулет на ручник, он и укатил, разгоняясь на уклонах, хорошо еще, что дорога пока пустая, не въехал ни в кого. Вызвали тут же технический грузовик, чтобы поставить его поперек движения и так остановить беглеца, а сами продолжили сопровождение, разгоняя редкие попутные машины громкими требованиями принять вправо. Хотели было, чтобы не терять времени, пробить по своей связи номера и начать поиски владельца, но тут- то заметили, что номеров никаких нет, а есть только овальная наклейка с буквами NL, не означающими ничего, кроме того, что когда-то автомобиль был зарегистрирован в Королевстве Нидерланды, то бишь в Голландии.
И тогда один, наиболее культурный из вытянувших страшный жребий сотрудников, вроде бы даже студент вечернего юридического, сказал роковые слова.
«Ну, ебучий голландец!» — вот что он сказал.
Тут же исчез заколдованный «пассат», а на его месте осталась только кучка серого песка, да и ее через мгновение унес ветер.
Патрульная машина тоже исчезла, до сих пор она находится в розыске, так же как и весь ее экипаж.
И приятель Олеси Грунт исчез, кажется, уехал в Англию, купил в Лондоне, в районе Хайгейт, приличный дом, живет там с семьей и друзьями, но, возможно, что и там его нет.
И самой Олеси Грунт что-то давно не видно нигде, не была она даже на показах недели высокой моды, а уж там она бывала в прежние годы обязательно. Нет, никаких опасений за ее судьбу друзья не испытывают, все, кажется, с нею в порядке, но где она?
И «фольксвагена» того, будь он проклят, хотя он, конечно, и без наших пожеланий проклят, больше нету.
Или есть?
Черт его знает.
Вот ехал как-то на дачу известный политик N, не будем называть фамилию, она и без того у всей страны на слуху. Крупный политик, вы наверняка его знаете, много раз по телевизору видели и слышали. И вот ехал он на дачу по Минскому шоссе, там у него неплохая дача, полгектара, три этажа, ну, камин, бассейн, что там еще, факт только, что все построено на деньги, полученные за лекции в западных университетах, это и в декларации указано. Ну, и вот ехал он на дачу, но не доехал. Кто-то вроде бы видел, как обогнал его казенную машину производства баварских автомобильных фабрик старый и разваливающийся на ходу серый универсал, подрезал, подставил корму — и конец политику.
Ржавому рыдвану хоть бы что, а новенькая «бээмвэ» в лом.
И каким-то удивительным образом край отлетевшей крышки багажника буквально отрубил этому N голову, представляете?
А из бандитской машины — кажется все-таки, что «пассата», — вышли скелеты и прямо на шоссе давай играть одной из лучших в России голов. Футбол, блин!
Впрочем, не верится в этот вздор. Ну, как это можно белым субботним днем, на оживленном Минском шоссе?..
А с другой стороны — N-то пропал… Ушел из политики, и где он теперь, чем занимается — неведомо. Не то в каком-то совете директоров, не то в штате Висконсин студентам университета курс основ демократии читает… А некоторые уверяют, что лечится в Израиле от синдрома приобретенного за годы политической деятельности иммунодефицита и уже на поправку пошел… Ничего не поймешь, кроме одного — пропал.
А то еще был в Москве популярный молодой человек разносторонних способностей по имени Тимофей Болконский. Уж из каких он происходил Болконских, кто его знает, может, непосредственно из книги Л. Толстого, а возможно, и сам по себе, от папы, который тоже в свое время гремел, получал партийно-правительственные премии и награды. Впрочем, папа, кажется, вообще был Балконский, от «балкона»… Тимофей же прославился как клипмейкер, политтехнолог, держатель ресторанов и мастер
