туманы и штормы Балтики так же ярко светят путеводные кремлевские звезды — маяк свободы и радости каждого честного человека.
Каждый день мы жадно слушаем по радио родную речь, родной голос любимой Москвы, пробивающийся сквозь визг финских радиостанций. „Говорит Москва!“ — доносит до нас эфир, и в холодном окопе нам становится теплее. Светлеет темная ночь над нами. Мы забываем про дождь и непогоду. Родина обогревает нас материнским теплом. Крепче сжимает винтовку рука, еще ярче вспыхивает огонь ненависти к фашизму, огонь решимости победить или умереть.
Родные наши друзья! Затаив дыхание мы слушаем сводки с боевых фронтов. Острой болью отдается в нашей душе каждый шаг гитлеровских орд по дорогам к столице.
Вместе с вами мы переживаем каждый ваш успех, радуемся каждому сокрушительному удару, который вы наносите кровавым полчищам Гитлера.
Ваша борьба дает нам много жизненных сил, поднимает нашу уверенность и бодрость. Мы будем бороться до самой победы, никогда не дрогнут наши ряды! Никогда не властвовать над нами фашистским извергам.
Мы научились презирать опасность и смерть. Каждый из нас твердо решил:
— Я должен или победить, или умереть. Нет мне жизни без победы, без свободной советской земли, без родной Москвы!
Победа или смерть! — таков наш лозунг.
И мы твердо знаем: конечная победа будет за нами!..»
Хорошее письмо, целеустремленное, помогавшее каждому гангутцу, каждому москвичу выполнить свой долг — защитить Родину, ее интересы, дать отпор врагу, так далеко вторгшемуся в пределы нашей Родины.
Письмо подписали кроме меня, Расскина и Власова бойцы, командиры и политработники на разных участках нашей круговой обороны, на островах, на перешейке, десантники, пехотинцы, летчики, катерники Полегаева и Романова, пограничники.
Октябрь подходил к концу. Утром 25 октября на Ханко из Кронштадта прибыли три базовых тральщика № 210, 215 и 218 в сопровождении трех катеров МО. Этим отрядом командовал капитан 3 ранга В. П. Лихолетов. Корабли доставили небольшое количество боезапаса для 130-миллиметровых пушек, автобензина, продовольствие и, как сейчас помню, десять килограммов консервированной крови. После 29 августа, когда на Ханко пришли транспорт «Вахур» и канлодка «Лайне», к нам не приходил ни один корабль, кроме трех торпедных катеров Д-3, присланных в связи с появлением в Або-Аландских шхерах «Тирпица» и других фашистских кораблей. Мы совершенно не получали ни газет, ни писем. И потому приход отряда из Кронштадта вызвал естественную радость.
Для разгрузки корабли вошли в порт, к пирсам.
В это время пришло приказание командующего флотом погрузить и отправить с Ханко полноценный, полностью укомплектованный стрелковый батальон.
Был погружен 1-й батальон 270-го стрелкового полка численностью 499 человек с полным вооружением по табелю, с двумя боекомплектами боезапаса и десятисуточным продовольственным пайком. Вместе с батальоном на катерах МО покинули Ханко командование БОБРа и СУС. Корабли с наступлением темноты вышли с Ханко и направились в Кронштадт.
Вернулся я на КП поздно, по пути заехал в тыл к Куприянову, чтобы еще раз узнать, что же нам прислали. Не много нам отправил тыл фронта: сотню выстрелов для 130-миллиметровых батарей, немного продовольствия и автобензин.
28 октября я получил извещение, что корабли благополучно и без потерь пришли в Ораниенбаум и там разгрузились. Значит, один наш батальон уже на Большой земле.
В этот же день командующий флотом вызвал меня в Ленинград. В радиограмме, однако, командующий давал мне право, в случае необходимости, остаться в базе и послать вместо меня начальника штаба. Поскольку обстановка стала очень сложной, я решил послать в Ленинград начальника штаба капитана 1 ранга П. Г. Максимова.
Опять мы с Расскиным гадали — зачем вызывают командира или начальника штаба в Ленинград? В конце концов пришли к выводу: хотят знать мнение ханковского командования по поводу возможной эвакуации. Я дал начальнику штаба твердое указание: «Если вас вызывают для того, чтобы дать или разработать план эвакуации гарнизона Ханко и Осмуссаара, то доложите мое мнение: вывозить всех отрядами малых кораблей и в продолжительное время, но успеть вывезти всех до ледостава».
В 7 часов утра 29 октября начальник штаба П. Г. Максимов и начальник оперативного отделения капитан-лейтенант Н. И. Теумин вылетели в Ленинград на самолете МБР-2. Конечно, вылет на таком тихоходном самолете в Ленинград, когда оба берега Финского залива в руках врагов, был очень рискованным, но ничего другого использовать мы не могли.
Ну, а мы с Арсением Львовичем потеряли покой. С чем вернется Максимов?
Утром 30 октября над сухопутным аэродромом появился большой самолет-бомбардировщик, без оповещения. Естественно, что находившиеся в боевой готовности средства противовоздушной обороны открыли по этому самолету огонь. Стреляли пулеметы ДШК. Самолет резко пошел на посадку и благополучно сел. К нему со всех сторон устремились танки противодесантной обороны. Но самолет был наш — флотский ДБ-3. На нем вернулись начальник штаба и начальник оперативного отделения. Оказывается, штаб ВВС флота самолет выпустил, а оповещения не дал. Мы могли его и сбить. В результате обстрела был ранен крупнокалиберной пулей в ногу штурман. Ему немедленно оказали медицинскую помощь. Самолет, хотя и продырявленный в 25 местах, смог с темнотой вернуться в Ленинград.
Это событие подтвердило высокую боевую готовность средств наземной обороны аэродрома. Дело в том, что еще в начале войны меня очень беспокоила слабая защищенность сухопутного аэродрома и высохшего озера Твярминне-Треск от возможных парашютных и посадочных воздушных десантов. К концу августа, как я писал раньше, была построена вторая полоса обороны 8-й стрелковой бригады. Высохшее озеро перестало быть доступным, так как по бывшему западному берегу прошел передний край этой полосы.
А угроза сухопутному аэродрому не снята. Вот почему для обороны аэродрома было сосредоточено так много средств, вплоть до роты танков. И вся эта система сработала отлично.
Я встретил начальника штаба на аэродроме. Сели в машину, заехали в лес и, выставив шофера с оружием для наружной охраны автомашины, поговорили. Оказалось, да, эвакуация. Начальник штаба доложил, что командование приняло решение вывозить весь гарнизон Ханко и гарнизон Осмуссаара на Ленинградский фронт.
Глава четырнадцатая
На новый фронт
Приход на Ханко отряда капитана 3 ранга Лихолетова был своего рода разведкой. Начальник штаба, доложив о решении высшего командования перебросить наш гарнизон на защиту Ленинграда, сообщил, что 1 ноября должен выйти к нам из Кронштадта второй отряд кораблей, большой отряд, который примет уже не батальон, а значительное количество войск.
Ну что же, решение правильное и смелое. До нас 226 миль от Ленинграда, нелегкое дело посылать за нами корабли. Очевидно, лучше в преддверии зимы нам уйти в Ленинград и встать на его защиту.
Все мысли теперь следовало сосредоточить на том, как организовать отход, погрузку и, главное, как оторваться от противника, не теряя, не губя людей. Все взвесить, все учесть, оценить все опасности и неожиданности.
Обстановка в устье Финского залива, на сухопутном фронте и на островах сложилась благоприятная для ухода гарнизона. Противник значительно снизил свою активность вокруг полуострова. Существовала
