картонная коробочка.
– На, подавись, подонок! – прошипела она, вручая коробочку мне.
– Спасибо.
– Гаденыш, – прошипела Оксана. – Не мог нам человеческим языком объяснить, что требуешь нормальной зарплаты? Обязательно надо было втихаря директору закладывать?
И тут я понял, что никогда до конца не разберусь во всех махинациях, которые творились в фирме. Я молчал, а Оксана все стояла передо мной в дверях и не умолкала, все обсыпала меня грязной бранью, все громче и громче, и все больше это напоминало истерику. Она уже подняла вверх кулачки, словно собираясь на меня броситься. У нее уже тряслись внутренности, а в желудке, как и вчера, плавал все тот же маленький непереваренный цыпленок… Цыпленок? В желудке?
– Мама-то знает, что ты беременна? – вырвалось у меня.
– Что? – Оксана отшатнулась и замерла с открытым ртом.
А затем развернулась и убежала, цокая каблучками по лестнице. А я остался в дверях, держа в руке коробочку.
Никаких дисков там, разумеется, не было – не могли они поместиться в такую узкую коробку. Вообще я сильно погорячился, когда потребовал скопировать на диски все содержимое моего компьютера, – работа не на один вечер, да и дисков потребуется просто гора.
Я снова поглядел на коробочку, и под сердцем появился неприятный холодок. Тогда я пошел в комнату, включил телевизор, опасливо поставил коробочку перед ним и начал разглядывать.
В свете телевизора сверток выглядел так, что у меня по спине побежали мурашки, и я трижды проклял себя за идиотский скандал, который устроил вчера боссу. Под картонными стенками, под толстым слоем чего-то, напоминавшего поролон, лежало навороченное устройство – запаянная стальная коробка размером с пачку масла. Чем она заполнена – я разглядеть не смог, зато хорошо видел, что сбоку к ней пристроили электронную схемку… И ничем иным, как бомбой, это оказаться не могло.
В следующий миг я понял, что уже выскочил на лестницу и собираюсь бежать вниз по ступенькам. Но взял себя в руки и остановился. Сердце так бешено колотилось в груди, что казалось, будто оно разбрасывает алые блики по всей лестничной площадке. Ну, допустим, бомба. Но вряд ли там заведен таймер – куда логичнее, если бомба сработает, когда коробку начнут открывать. Немного успокоившись, я вернулся в квартиру, прикрыл дверь и снова внимательно осмотрел содержимое коробочки. И заметил рядом с бомбой толстую пачку денег. В том, что это именно деньги, я не сомневался. Одну-то купюру не разглядеть, а вот характерный контур плотной пачки из множества листов трудно с чем-то спутать. И это было странно – зачем класть деньги в коробку с бомбой? Да и вообще, зачем вручать человеку бомбу в маленькой коробке, когда он просил ящик дисков – полную копию винчестера? Я еще раз глянул на устройство – и от сердца отлегло. Я глубоко вздохнул – и решительно разорвал картон. Разумеется, это и был винчестер, никто не стал его копировать на диски – вынули из компьютера и отдали целиком. А денег оказалось даже больше, чем я предполагал.
Но проблемы это не решало – сегодня во второй половине дня должна была состояться экспертиза, а после этого меня ждали только тюрьма или рабство. Думать об этом было страшно. Поэтому я думал об Алле. И уже решился пойти сдаваться к Андреевне, чтобы она мне прочла номер. А я бы его запомнил. А лучше – записал, поскольку память на цифры у меня хуже некуда. Вот только как и чем я смогу писать?
Я отправился на кухню, выволок мешок картошки, который стоял за холодильником, вытряхнул все, что там оставалось, в ванную, тщательно помыл картофелины – исключительно по соображениям эстетики, – принес в комнату и сложил на полу здоровенной кучей.
Взял мобильник и вышел из квартиры. К Андреевне идти не пришлось, мне повезло – на лестничной площадке гремел ключом сосед, с которым мы не были знакомы, но всегда здоровались кивком головы. Этот флегматичный пенсионер ничуть не удивился странной просьбе. Или сделал вид, что не удивился. С большим трудом и с моими подсказками он нашел в мобильнике телефон Аллы и зачитал вслух.
Кратко поблагодарив, я кинулся в квартиру, без конца повторяя цифры, чтоб не забыть, и начал их выкладывать на полу картошкой. Начал с большого-большого плюса. За ним выложил богатырскую семерку и оглянулся – хватит ли ширины комнаты? Вскоре выяснилось, что ширины комнаты хватит, а вот количество картошки я недооценил. Могучей горы хватало лишь на первые четыре знака. Пришлось жертвовать плюсом и семеркой – я и без подсказки твердо помнил, как начинаются мобильные номера в России. Но и этого не хватило, чтобы выложить все до конца, даже очень схематично. Тут во мне проснулся профессиональный программист, и я стал прикидывать, не экономнее ли выложить номер в двоичном коде? Но сообразил, что картошки для этого понадобится еще больше. Идею выложить номер римскими цифрами я тоже забраковал. Как и идею взять нож и пошинковать картошку на более мелкие графические элементы. Куда более здравой показалась идея обозначить цифры кучками картофелин соответствующего количества. Странно, почему человечество до сих пор не додумалось до этой логичной мысли, а пользуется арабскими загогулинами, в которых ни системы, ни логики? Но и здесь обнаружилась проблема: в номере Аллы были несколько девяток, а также ноль, который вообще неясно как обозначать – то ли пустым местом, то ли десятью картофелинами, и тогда экономии совсем не получалось. В итоге был применен комплексный метод: цифры от единицы до шести я закодировал кучками, все остальные – выложил схематичными арабскими. Единственная неприятность состояла в том, что, пока я с этим всем возился, забыл одну цифру в серединке. Но для настоящего программиста забытая цифра не проблема: извинившись перед тремя незнакомцами, дважды услышав от скрипучего робота «неправильно набран номер» и дважды «абонент заблокирован», я убедился, что забытая цифра – семерка.
– Что тебе надо, Саша? – устало и сухо произнесла Алла.
– Поговорить… – тихо начал я, аккуратно выкладывая цифру семь в пустующем месте.
– Нам не о чем больше говорить, Саша, – вздохнула Алла. – Мне все давно понятно.
– Да что тебе понятно, Аллочка? – взорвался я. – Что? Ты собрала коллекцию фактов, которые тебе все объясняют. Работал без выходных – не любит. Убежал с дачи – не любит. Не позвонил – не любит. И ты не желаешь допустить, что для каждой из этих мелочей могут быть другие объяснения! Кроме «не любит»!
Я перевел дух и вышел с мобильником на кухню. Для такого серьезного разговора нужна ясная голова. И я сделал большую ошибку – надо было выпить кофе перед тем, как начинать разговор. Горячего, крепкого кофе. Чтобы все вокруг стало понятно, энергично, добро и светло. А нужные слова находились сами собой. Но не поздно это сделать и сейчас, делов-то – заварить кофе…
– Из мелочей складывается система, – тихо отвечала Алла. – Знаешь броуновское движение? Каждая молекула воды двигается по своей случайной траектории. И ты можешь мне перечислить миллиард молекул и привести миллиард доказательств, что их траектории случайны, а совпадения в направлении объясняются местными проблемами молекул…
– Но ведь так и есть! – вскричал я, наливая в чайник воду. – Аллочка, кто из нас физик, в конце концов? Броуновское движение действительно хаотичное!
– Хаотичное, – откликнулась Алла. – Но хаос по имени Волга движется прямиком в Каспийское море, и не заметить этого может только идиот. Саша, я похожа на идиотку?
– Аллочка, послушай меня! – проникновенно начал я. – Почему ты не даешь мне возможности объяснить? Я тебе все-все объясню!
– Объяснишь, – перебила Алла, – но сперва ты меня послушай, Саша. Послушай в последний раз и постарайся понять. У каждого человека есть физические константы. Рост, вес, размер обуви. Помнишь, ты мне рассказал про своих бывших женщин, а я сразу спросила, сколько ты с ними прожил в любви? И ты ответил…
– Да выслушай ты меня, наконец!!! – крикнул я.
– Если будешь на меня орать, – отрезала Алла, – я брошу трубку.
– А если ты не будешь слушать, что я тебе пытаюсь объяснить, – я брошу трубку!
– Брось, – предложила Алла. – Брось. Но не думай, что после этого я еще когда-нибудь в жизни ее подниму.
Я промолчал. Спасет только кофе. Главное – продержаться. Я глянул на чайник – в нем уже булькали первые пузырьки.
– Так вот, – продолжила Алла. – Я тебя спросила, сколько ты прожил со своими любимыми женщинами.
