европейского левого центра можно найти сложившуюся в период холодной войны атлантическую традицию, именно Ревель и его последователи связали американизм с глобальной левой идеей. США теперь рассматривались не как щит против советской агрессии, а как воплощение человечного устройства жизни, основанной на равенстве и материальном достатке. Ревель сопоставил свое видение с новым поколением, отказавшимся и от христианства и от марксизма (откуда и название). Среди прочего книга живописует духовную одиссею самого Ревеля, который в прошлом побывал и членом коммунистической партии и коммунистическим журналистом. Ревель провидит безъядерное будущее, в котором будут уничтожены запасы разрушительного оружия, но читателю дают понять, что этому суждено сбыться только под прикрытием американской военной силы. По Ревелю, сыграть роль центра мировой истории предстоит не Европе, а Соединенным Штатам Америки.
В 1990-е годы немецкие «левые демократы» тоже пришли к переоценке своего отношения к единственной оставшейся сверхдержаве. Несмотря на трения периода холодной войны и разногласия по вопросам о глобальном потеплении, о войне с Саддамом Хусейном и об арабо-израильском конфликте, немецкоязычные левые отыскали такие аспекты американской политики и общественной жизни, которые им захотелось перенести в свою страну. Великодушная иммиграционная политика, культурный плюрализм, мировоззренческий принцип предоставления гражданства и готовность использовать правительство для борьбы с предрассудками оказались теми особенностями Америки, которые европейские левые хотели бы перенять, особенно после краха советской модели. В Германии и Австрии левые, (точнее говоря, антинационалистически настроенные немцы) рассматривают 8 мая 1945 года как Befreiungstag, день освобождения, а не как день начала иностранной оккупации. Хотя Советы и принудили восточных немцев отмечать эту дату, сегодня ее связывают с благами, принесенными американской оккупацией и с окончанием господства нацистов. С окончанием холодной войны самый уважаемый представитель Франкфуртской школы Юрген Хабермас (род. в 1929 году) превратился в искреннего сторонника США. Во время конфликта с Сербией в 1999 году Хабермас призвал к расширению американского участия и влияния в Европе, чтобы «принести [туда] космополитичное понимание права, соответствующее положению человека мира» и для ликвидации остатков «националистических настроений»[29]. Истинное освобождение, прославляемое Хабермасом и его единомышленниками, презирающими прошлое Германии, требует, чтобы американцы «переучили» их так, чтобы они перестали быть немцами и стали «демократами».
Четвертая глава рассматривает постмарксистскую идеологию европейских левых. Можно проследить процесс американизации европейских левых по всему спектру - от программ новых европейских коммунистических партий, подчеркивающих необходимость изменения поведения и ценности мультикультурализма, до войны европейских интеллектуалов с предрассудками. Отчасти за этим процессом стоят политико-исторические факторы, а именно американское доминирование в Европе, крах советской империи и целенаправленное преображение немецкого общества американскими завоевателями после Второй мировой войны. Более того, в Восточной и Центральной Европе правительство США проявило готовность сотрудничать с бывшими коммунистами, противостоящими националистическим группировкам и политикам. Такие лидеры, как превратившийся в социалиста давний коммунист Ивица Ракан в Хорватии и бывший член Центрального комитета коммунистической партии Венгрии Петер Медьеши, которым американский Государственный департамент помог занять посты премьер-министров, рассматривались как сторонники глобалистской перспективы, подходящие для американских экономических интересов и политики «прав человека»[30]. Кроме того, американское правительство настаивало, чтобы бывшие страны советского блока, стремившиеся стать членами НАТО, подверглись одобренному США обучению по Холокосту и «экстремизму». Эта программа переобучения, от которой в 2002 году отказались эстонцы, заметив, что, за исключением горстки нацистских пособников, их народ не принимал участия в уничтожении еврейского населения (составлявшего около пяти тысяч человек), напоминает то, что навязала послевоенной Германии американская военная администрация[31]. Сегодня все западноевропейские левоцентристские партии поддерживают такого рода привитие моральных ценностей своему недостаточно, по их мнению, раскаявшемуся населения.
Постмарксистская американизация европейских левых была ответом на текущую потребность в исторически значимом марксизме. В этом сдвиге, как отмечают и левые и правые ученые, стержневой была работа Хабермаса Zur Rekonstruktion des historischen Materialismus (1976). Такие столь расходящиеся во мнениях критики, как фон Бёме, Энтони Гидденс и Рольф Козик, дружно отметили, что работа Хабермаса позволяет приверженцам Маркса войти в новую эпоху, сохранив частичное уважение к отцу революционного социализма[32].
Согласно Хабермасу, хотя Маркс и критиковал, причем довольно убедительным образом, «формы господства», характерные для современного буржуазного общества, он вовсе не предвидел счастливого исхода, к которому приведут его теории и созданное им движение. Благодаря лево-демократическому брожению, в котором марксизм сыграл значимую роль, к власти придут научные и просветительские элиты, ведомые социальными планировщиками. Когда все это проговаривалось, Хабермас еще был усердным сторонником восточногерманского коммунизма, в котором видел приблизительное воплощение своего третьего этапа истории. Он исходил из того, что немцам с их чрезвычайно малосимпатичным прошлым требуется силовое принуждение к интернационалистскому будущему. Однако ко времени падения Берлинской стены, которую Хабермас громко оплакал, он, за неимением лучшего, обратился к Соединенным Штатам Америки. Это все-таки была имперская сила, которая, несмотря на капиталистические пороки, уродовавшие ее общественное устройство, могла вести Европу к прогрессивному общемировому правительству.
Австралийский правовед Эндрю Фрейзер полагает, что в этих размышлениях Хабермаса нашли выражение те надежды, которые и сформировали постмарксистское мировоззрение[33]. Нас пытаются убедить, что с реакционными ценностями может совладать правительство, практикующее социальную инженерию, которое выступит против того, что Хабермас называет «психологическими остатками прошлого». Хотя постмарксистские левые еще сохраняют определенные коммунистические ритуалы - скажем, отрицают преступления Сталина и Мао, заявляют о готовности насмерть биться с фашистами и протестуют против американских корпоративных интересов - по меньшей мере часть этих ритуалов приобрела поверхностный характер. В англоязычных странах у левых наличествуют, в той или иной степени, те же самые ритуалы. Так, выяснилось, что американская пресса благожелательно встретила автобиографию престарелого британского коммуниста Эрика Хобсбаума «Эпоха крайностей» (The Age of Extremes) [На самом деле это - не автобиография Эрика Хобсбаума. Книга «Эпоха крайностей» является как бы дополнением к знаменитой трилогии Хобсаума, посвященной истории XIX столетия. Несмотря на то, что сам Хобсбаум изредка позволяет себе вспоминать его личные впечатления о минувших событиях или рассказать некоторые автобиографические данные, все же упоминаемая книга представляет собой биографию исторических событий ХХ века. - Примечание научного редактора.], а NewYork Times расшаркивается перед ностальгическими заметками бывшей коммунистки Вивьен Горник[34]. Все это говорит о том, что левые ценности все еще в чести, но называть их марксистскими означает приписывать им излишнюю теоретическую значимость. Литературные свидетельства былой коммунистической солидарности или демонстрации в память Розенбергов, организуемые в годовщину их казни как советских шпионов, - все это имеет отношение к ностальгии и социальным догмам, а не к идеям Маркса.
В пятой главе рассматривается постмарксистское левое движение как форма усеченной политической религии. Подобно коммунистическим и фашистским идеологиям и практикам, постмарксизм демонстрирует все свойства постхристианской политической религии. Он подчеркивает радикальную поляризацию между мультикультурным Добром и ксенофобным Злом, и готов применить силу для подавления всех грешных. Подобно более старым политическим религиям, постмарксизм также претендует на знание пути в будущее, в котором будут сметены остатки неправедного (все еще отчасти буржуазного) общества[35]. Подобно фашизму и коммунизму, постмарксизм рассматривает буржуазные институты, и прежде всего нуклеарную семью [классическую семью середины ХХ столетия, состоящую из работающего отца, домохозяйки-матери и двух-трех детей. - Примечание научного редактора.] и закрепленные традицией гендерные роли, как концентрированное зло, которое предстоит уничтожить.
Нынешние левые играют и с христианскими сюжетами, которые они вплетают в постхристианский политический гобелен. Подобно межвоенным тоталитарным движениям, они осуществляют «сакрализацию
