обычная риторика. Она является ответом на снятие РФ блокады с Абхазии».
© 2008, «Новый Регион - Москва»
УРОКИ МАРТОБРЯ
Что показали президентские выборы в России?
Губернатор Петербурга Валентина Матвиенко, например, в очередной раз убедилась в своей женской проницательности: сразу после голосования она призналась прессе, что заранее догадывалась, кто выиграет. Прокремлевские политологи в очередной раз смогли опубликовать глубокомысленные рассуждения на тему о доверии народа к власти. А политологи оппозиционные снова повторили заклинания об отсутствии подлинной демократии, фальсификациях и прочих ужасах путинского режима.
Между тем, выборы 2 марта 2008 года очень поучительны и заслуживают серьезного анализа. Ибо это были, некоторым образом, самые демократические выборы за много лет. Во всяком случае, если под демократией мы понимаем скрупулезное соблюдение правил и процедур, предписываемых либеральной политической теорией. Фальсификации и нарушения были, конечно, но явно не в тех масштабах, что в ельцинские времена - никто до сих пор не может сосчитать, сколько на самом деле голосов получили Ельцин и Зюганов на выборах 1996 года и кто в действительности тогда победил.
Чего требуют принципы либеральной демократии? Во-первых, чтобы было соревнование между несколькими кандидатами. Ведь было! Кто же будет отрицать. Целых четыре кандидата, всё как у людей.
Законы соблюдались, выборы проходили в точном соответствии с принятыми в государстве правовыми нормами, все получили доступ в телеэфир. Не было и типичных для России «черных пиар-технологий», массовых нарушений, воспрепятствования предвыборной агитации, провокаций и т.д.
Что, кандидаты не нравятся? Выбирать не из кого? Не отражает предложенный выбор всего спектра позиций, присутствующих в обществе? Так это и в более свободных странах сплошь и рядом встречается. Во Франции, например, большинство населения против Европейской Конституции, а среди серьезных политиков существует консенсус прямо противоположного свойства.
Вообще либеральная политическая теория про полноту спектра ничего не говорит. Она требует лишь плюрализма как такового, и это требование администрация Путина четко выполнила. Да, мартовские выборы в России были фарсом, но этот фарс лишь выявил природу либеральной демократии, продемонстрировал, насколько пусты, бессодержательны и поверхностны её принципы, показал, что, даже соблюдая их в точности, можно лишить политический процесс всякого смысла и содержания.
Именно поэтому оппозиция, противопоставляющая практике Кремля принципы либеральной демократии, обречена: администрация эти принципы последовательно и неукоснительно соблюдает, хоть и трактует несколько своеобразно. Но вопрос трактовки для граждан второстепенен.
Между тем выборы 2008 года граждан всё же обидели. Задели, озадачили, сконфузили. В общем, вызвали какое-то смутное неудовольствие, смысл которого даже сами избиратели четко сформулировать не могут. И дело отнюдь не в том, что сняли с дистанции Михаила Касьянова или не дали выступить Владимиру Буковскому. Позволь власть им баллотироваться, итог был бы в процентном отношении примерно тот же, а вот чувства обиды, возможно, не было.
Во-первых, избиратель почувствовал, что начальство ему почему-то не доверяет. Главное, за что? Разве не демонстрировал он своим поведением все эти годы полномасштабную и непременную лояльность. Но нет, всё равно что-то не так.
Обывателю это недоверие обидно. И от того, что оно открыто не формулируется, легче ему не становится.
С другой стороны, что-то явно не так с победившим кандидатом. Сам по себе итог, при котором лидер получил около 70% голосов избирателей, конечно, не совсем типичен для европейских демократий, но ничего чрезвычайного в нем нет. И победа Путина с примерно таким же счетом четыре года назад подобного неприятного осадка в душах россиян не оставила. Но в этом сравнении с Путиным как раз и состоит вся неприятность. Путин был знаком и популярен. Можно сколько угодно демонстрировать, как эта популярность формировалась, насколько она была организована искусственно, насколько связана с факторами, к которым сам Путин не имел ни малейшего отношения. Можно на уровне психоанализа показать, как возникли массовые надежды 1999-2000 годов, сложившиеся в миф о президенте Путине. Но всё это не отменяет того простого факта, что граждане к Путину относились положительно. Любили они его! А за дело или нет, какое это имеет значение? Любовь зла.
Увы, Дмитрий Медведев подобных чувств не вызывает. Он вообще не вызывает никаких чувств. Никто не пытался массам внушить, что именно этот человек является их спасителем. Не было любви. Никто даже не попробовал её организовать. Просто людям предъявили нового президента и сказали - принимайте его, он ваш.
Люди приняли, но почувствовали дискомфорт. Не из-за принуждения, а из-за того, что незнакомого Медведева механически поставил на место любимого Путина. Всё это было бездушно. Даже со стороны Путина выглядело до известной степени, как подстава: бросил нас, ушел, и какого-то незнакомого мужика вместо себя поставил.
Если у России периодически проявляется женское начало, то поведение Путина как законного мужа выглядит, по меньшей мере, двусмысленно. Замену приняли, но с каким-то нехорошим чувством. В конце концов, если уж нужно, сами бы себе нового кого-нибудь нашли. И к тому же, что за странное поведение: не то уходит, не то остается. Мужчина так поступать не должен. Или уходи, или оставайся. Не морочь голову.
В общем, расстроили эти выборы народ. Испортили настроение.
Посмотрим теперь, что нам Медведев предложит. Любовь народную ему завоевать будет трудно. Но может, хоть развеселит?
Специально для «Евразийского Дома»
БАРХАТНЫЙ РАСИЗМ
Новые европейцы как жертвы мультикультурности
В России издеваться над политической корректностью считается хорошим тоном. Западные интеллектуалы, которые боятся лишний раз употребить собирательное понятие, если оно предполагает использование мужского рода, американские кадровики, отдающие при приеме на работу предпочтение черной лесбиянке, особенно если она еще является инвалидом, - все это уже многократно осмеяно и выставлено в качестве образца европейской или американской нелепости.
С другой стороны, неожиданно для самого себя российское общество в середине двухтысячных годов столкнулось со всем комплексом проблем, типичных для «смешного» Запада. Города стали мультикультурными, наполнившись разноликой толпой, представляющей самый широкий спектр этнических, религиозных и даже расовых вариантов. Иммигранты стали необходимым элементом, без которого невозможно представить себе рынок труда. И никакие призывы повысить деторождение среди «коренных россиян» ничего изменить не могут, ибо, даже если россияне примутся рожать как кролики, потребуется еще добрых полтора десятка лет, чтобы улучшившаяся демографическая статистика сказалась на рынке труда. Да и с демографической точки зрения самый оптимальный (но и самый ужасный для национально озабоченных граждан) вариант состоит в том, чтобы иммигранты, натурализовавшись и переженившись с местными, резко увеличили рождаемость (благо они как раз сплошь люди в репродуктивном возрасте).
Национально озабоченная часть общества отреагировала на перемены в духе вполне традиционных фашистских лозунгов - громить чужих, беречь чистоту расы и дальше в том же духе. Либералам отечественным ничего не осталось, как взять на вооружение многократно осмеянную ими же политкорректность, благо ничего лучшего или более оригинального придумать они оказались не в состоянии.
