помощь.
Книга явно написана с позиции глобалийца, который так и не решился всерьез выглянуть за стеклянный купол, попытаться понять не только то, что на самом деле происходит в антизонах, но и то, почему Глобалия и антизоны на самом деле представляют собой не два разных мира, а один, неразделимый и теснейшим образом интегрированный мир.
Так что антиутопия Руфина интересна не только и не столько тем, что он осмеивает, но и тем, что он упускает. Показательно, что в Глобалии нет иммигрантов, граница на замке и проникнуть под стеклянный купол из антизон невозможно. Так что если герои-глобалийцы в мир антизон как-то попадают (в качестве изгнанников, беглецов, военных или спецагентов), то на всём протяжении романа ни один человек из антизоны не попадает в Глобалию. Сбылась мечта борцов против нелегальной иммиграции!
В мире Руфина непонятно главное: как всё это работает и кто работает? Кто производит все эти ломающиеся игрушки и выцветающие яркие наряды, кто поставляет сырье, из которого с помощью химической обработки приготовляется безвкусная вегетарианская пища? Антизоны в романе - исключительно зона бедствия, где процветать может только мафия, да и то преуспеяние мафиози выглядит каким-то убожеством. На самом деле, в антизонах многие устраиваются вполне комфортабельно и благополучно, презирая скучную жизнь и унылую дисциплину Глобалии, где даже самые богатые вынуждены подчиняться жестоким общим правилам.
Антизоны в романе - заброшенное пространство, в лучшем случае - место, куда можно сбросить экологически грязное производство. Здесь нет заводов и практически отсутствует экономика, а если чем-то антизоны и торгуют, так это наркотики и другие запретные товары, контрабандой проникающие в Глобалию. Однако если бы автор книги немного меньше доверял глобалийской пропаганде и не был заложником телевизионной картинки, он обнаружил бы, насколько экономика двух частей мира взаимосвязана, насколько жизнь глобалийцев зависит от антизон. Мир потребления, описанный Руфином, просто забыл о существовании производства.
Я закрыл книгу. Конечным итогом чтения, несмотря на захватывающее начало, было разочарование.
До вылета моего рейса уже оставалось не так много времени. Аэропорт, заполненный дорогими бутиками, ресторанами и транслирующими рекламу экранами, отгородившийся стеклянной стеной от внешнего мира, поразительно напоминал картины, только что прочитанные в романе. Вокруг меня сидели пожилые шведы: все они были в великолепной форме - почти не было видно молодых.
Я был в Глобалии.
Зажегся очередной экран, объявляющий о посадке на московский рейс.
Через полчаса самолет уже уносил меня назад, в родную восточную антизону.
КРЕМЛЕВСКАЯ ДВУСМЫСЛЕННОСТЬ
В Америке не могут определиться с кандидатом на пост президента от Демократической партии, а в России с внешней политикой уже избранного президента.
Затянувшаяся гонка между Бараком Обамой и Хиллари Клинтон вызывает в Москве почти такое же чувство неопределенности, как и в Вашингтоне. Международная политика Кремля, несмотря на громогласные заявления о том, что страна «поднялась с колен» и «вновь стала великой державой», полностью лишена самостоятельной инициативы и даже намеков на стратегическое планирование. По сравнению с 1990-ми годами, перемены действительно произошли. Кремль принимает решения самостоятельно, отечественная элита осознает собственные интересы и не боится открыто выражать недовольство политикой США, когда чувствует, что эти интересы могут пострадать. Однако, даже осознав себя в качестве самостоятельного игрока на международной арене, Москва выступает на ней исключительно в качестве пассивной силы, которая лишь реагирует на внешние воздействия. Если эти воздействия позитивны, российская дипломатия удовлетворенно мурлычит. Если негативны - шипит и скалит зубы (но никогда не царапается, зная, что можно получить удар палкой). Внешнеполитическая стратегия Кремля достигла психологического уровня умного животного.
Самостоятельные инициативы если и предпринимаются, то носят исключительно пропагандистский и символический характер. Москва твердо знает, чего она хочет от мира, но, увы, её желания сводятся к тому, чтобы её не трогали, чтобы российским компаниям не мешали обогащаться, а российской бюрократии управлять в собственной стране так, как она умеет. Ну, и чтобы Россию уважали в качестве доминирующей державы на просторах бывшего Советского Союза, где Украина, Грузия, а то и Эстония используют каждый повод, чтобы обидеть или подразнить бывшую имперскую столицу. Последнее тоже делается скорее по инерции, ради внутриполитической пропаганды или удовлетворения амбиций государственных лидеров, нежели как результат какой-то продуманной и осмысленной стратегии. Если Москва в своем интеллектуально-политическом развитии доросла до умного животного, то большинство её соседей демонстрируют все признаки поведения, свойственные животному глупому.
Если основой политики является способность более или менее адекватно реагировать на внешние сигналы, то неудивительно, что неразбериха в Вашингтоне оказывается равнозначна растерянности в Кремле. Кто будет следующим американским президентом? Как он будет поступать по отношению к России и Украине? Знает ли он, где находится Грузия? Слышал ли он когда-нибудь про существование загадочной республики Транснистрия, которая у русских называется Pridnestrov’ye? От ответа на эти вопросы зависят не только российско-американские, но и российско-украинские отношения.
В такой ситуации можно только пожалеть нового российского президента, которому по должности положено заведовать внешней политикой. Коль скоро правительство становится более самостоятельным в экономических и внутриполитических вопросах, то на долю кремлевского начальника остается внешняя политика. Даже если бы Путин в качестве главы кабинета министров стремился перетянуть одеяло на себя, оставаясь в рамках Конституции, он вмешиваться во внешнюю политику не может. Именно Медведеву предстоит ехать в Японию на очередной саммит «Большой Восьмерки», встречаться с лидерами иностранных государств и давать инструкции дипломатам. Но единственная инструкция, которую он может сейчас дать с полной уверенностью, состоит в том, чтобы присматриваться к развитию событий, выжидать и откладывать все решения до поздней осени, когда станет известно имя нового хозяина Овального Кабинета в Вашингтоне. Впрочем, и это ещё не внесет полной ясности в расклад сил. Ведь даже если победителем окажется Джон Маккейн, зарекомендовавший себя во время избирательной кампании ярым русофобом, совершенно не очевидно, что он начнет немедленно проводить в жизнь все, о чем говорил. Одно дело предвыборная риторика, а другое - практическая политика. Что же касается демократов, то тут вообще ничего непонятно: что бы они ни говорили, нельзя верить ни единому слову.
Единственное, что остается Дмитрию Медведеву в качестве лидера внешней политики России, это формировать собственный позитивный имидж на Западе. Если в ноябре новый хозяин Овального Кабинета будет настроен к Москве негативно, положительный образ нового кремлевского лидера в общественном мнении Запада помешает президенту США сделать русским слишком большие гадости. Если же новый американский правитель будет настроен дружелюбно, ему тем легче будет идти на сближение с Москвой.
Вопрос в том, как завоевать хорошую репутацию на Западе? Медведев, несомненно, будет улыбаться, говорить приятные вещи иноземным гостям, носить элегантные костюмы и рассуждать о свободе. Это очень нравится чувствительным европейцам. Однако, как на зло, российское оппозиционно-либеральное лобби будет со своей стороны постоянно напоминать в международной прессе про «антинародный режим», нарушения прав человека и прочие ужасы. Самое прагматичное в такой ситуации - сделать так, чтобы либералы замолчали. Не надо думать, будто для этого потребуется резко изменить внутреннюю политику, осуществить радикальную демократизацию и качественно улучшить положение дел с правами человека. Максимум, что потребуется, это улучшить положение дел с правами либералов. Они ведь тоже люди. И общее состояние прав человека оценивают по тому, как идут их собственные дела.
В общем, либеральную оппозицию придется как-то задобрить. Не потому, что она сильная и влиятельная, а потому, что она вредная и обидчивая. Но с другой стороны, и больших уступок не
