капитализма. Эпоха нормализации и стабилизации оказалась связана с именем Путина так же, как переходная эпоха - с именем Ельцина. Монархический по сути тип государственного самосознания делает иной способ идентификации исторического времени невозможным. Хотя, с другой стороны, так даже удобнее. Школьникам проще заучивать исторические периоды, связывая их с определенными персонажами.
90-е годы ушли в миф и историю, оставив за собой шлейф подчеркнуто неприятных воспоминаний у всех, кроме тех, кто в те годы стоял у руля государства или возглавлял средства массовой информации. Последние вспоминают о тех временах с ностальгией - свобода печати ограничивалась только их собственным правом затыкать рот противникам, а либеральные идеи торжествовали, поддержанные всей мощью тоталитарной пропагандистской машины государства, унаследованной от советских времен.
Кто-то из грандов журналистики произнес в 1996 году замечательную фразу: на время выборов совесть надо запереть в шкаф. Ключик, к сожалению, потеряли. Может быть, за ненадобностью. В тот шкаф теперь никто и не пытается заглянуть.
Новое поколение идеологов уже и не знает о существовании этого шкафа.
И запирать им нечего.
Кризис и мы
Великий эксперимент. Фрагмент. Художник Илья Глазунов
О мировом кризисе в России говорят много и сбивчиво. Российские фондовые рынки доказали свою успешную интеграцию в мировой финансовый рынок - они уже несколько раз подряд обваливались вслед за американскими и западноевропейскими. Каждый такой обвал, или, как теперь осторожно говорят, «корректировка», завершается небольшим восстановлением курсов, после чего аналитики дружно заявляют о том, что худшее позади. Затем следует новая корректировка, завершающаяся очередной порцией оптимистических заявлений.
Мировой кризис на России пока сказывается именно в финансовом измерении - цены в магазинах растут, биржи падают, а население недоумевает: что это значит? Есть только отдельные неприятные симптомы. Вот цена на нефть вдруг пошатнулась. Вот очередной отечественный банк пришел в правительство с просьбой отдать ему наши пенсионные сбережения - большая часть российских мужчин до пенсии все равно не доживет!
Публика на подобные новости реагирует с недоумением. Вроде бы что-то плохое происходит. Но как это нас касается? Обычная жизнь идет своим чередом. А инфляция воспринимается как некая загадочная напасть, никак с мировыми процессами не связанная.
Между тем финансовый кризис, развернувшийся в США, уже продемонстрировал, насколько наивен был либеральный экономический курс, относительно которого существует полный консенсус внутри отечественной элиты, что официальной, что оппозиционной. Резкое падение курса акций американских ипотечных компаний Fannie Mae и Freddie Mac впрямую отразилось на российском Центральном банке. Это те самые денежки, которые правительство отказывалось инвестировать в отечественную экономику, пугая нас инфляцией. И откладывало на черный день. Черный день вообще-то еще не наступил. А вот с деньгами что-то не то случилось. И инфляция каким-то образом все равно разразилась, несмотря на все усилия Минфина…
Аналитики успокаивают публику рассуждениями о том, что до полного банкротства этим компаниям еще далеко: значит, вложенные в них средства Центрального банка не пропадут. Официальные лица заявили: во-первых, они снижают вложения в проблемные американские компании, во-вторых, зампред Центробанка Алексей Улюкаев заявил, что «риска нет», этим вложениям ничего не грозит, поскольку выплаты по облигациям гарантированы правительством США. В общем, как в старом анекдоте. Во-первых, я не брал твою тачку, а во-вторых, когда я ее взял, она была уже сломана.
На самом деле облигации покупались не ради получения выплат по ним, а для того, чтобы иметь возможность их перепродать по растущему курсу. Однако теперь массовый сброс американских бумаг Центробанком (продано около 40 % ранее приобретенных облигаций американских ипотечных агентств) произошел в условиях, когда эти облигации резко упали в цене.
Теперь попробуем решить простенькую арифметическую задачку на уровне 5-го класса. Курсы упали на 40 %. Российские финансовые власти инвестировали порядка 100 миллиардов долларов из своих золотовалютных запасов, составлявших к весне 568 миллиардов, в американские ипотечные агентства. Сколько денег уже потеряно?
Это только начало.
Деловые люди, эксперты, чиновники и интеллектуалы дружно пытаются нам доказать, будто нас мировой кризис не коснется. Во всем мире банки и ипотечные компании с трудом борются за выживание, зато у нас они будут процветать. По всему миру недвижимость падает в цене, но в Москве и Петербурге она, как ни в чем не бывало, будет расти. Короче, капитализм в одной отдельно взятой стране так же самодостаточен, неуязвим и самобытен, как сталинский социализм во все той же отдельно взятой стране. Не совсем понятно, правда, зачем российские чиновники и бизнесмены столь рьяно стремились открыть рынки и втянуть нас в глобальную экономику, если сейчас мы собираемся жить какой-то совершенно особой жизнью, не имеющей ничего общего с тем, что происходит во всем остальном мире.
Вы в это верите?
Вместо того чтобы пытаться заклинаниями о нашей неуязвимости «заговорить» рынок, следовало бы задуматься о реальном механизме происходящих процессов, чтобы понять, как и когда отразятся они на нашей жизни.
Итак, что же все-таки происходит с мировой экономикой?
Циклические кризисы перепроизводства присущи капитализму с начала его существования и хорошо изучены - Рикардо, Марксом и Кейнсом. Правда, во второй половине ХХ века принято было считать, что подобные кризисы, по крайней мере, в их классической форме, ушли в прошлое, благодаря государственному регулированию и социальным реформам, последовавшим после Второй мировой войны. При этом забывают лишь об одной «мелочи» - большая часть этих реформ после 1990 года отменена, механизмы государственного регулирования либо уничтожены, либо видоизменены, а потому вместе с восстановлением «нормальной» рыночной экономики, которую извратили социалисты и коммунисты, возвращаются и циклические кризисы.
Механизм этих кризисов предельно прост. Поскольку компании стремятся одновременно наращивать производство и сдерживать рост заработной платы, то рано или поздно покупательная способность населения, которая увеличивалась в период хозяйственного подъема, исчерпывается. Перестает расти либо растет недостаточно быстро, чтобы поглощать увеличивающееся предложение товаров.
Финансовые рынки реагируют на снижение продаж и прибылей понижением котировок акций. Причем возникает психологическая инерция - падать начинают все, в том числе и те компании, у которых вроде бы дела идут неплохо. В свою очередь компании реагируют на подобную ситуацию попытками повысить эффективность: снизить затраты, сократить персонал, отказаться от второстепенных программ. Это, в свою очередь, ведет к росту безработицы и дальнейшему падению рынка - экономия одних компаний оборачивается потерями других. Если вы, например, резко снижаете бумагооборот в офисе, то ваш поставщик бумаги несет убытки. Если вы выгоняете сотрудников, от которых нет большого проку, эти люди, оказавшись безработными, сокращают потребление. Чем более активно компании стремятся повысить свою эффективность, тем более тяжелой оказывается вторая волна кризиса.
