Рост цен диктовался не увеличением спроса, а все той же логикой финансовой пирамиды или, как говорят на Западе, «мыльного пузыря» (Bubble). Здание может пустовать, выставленные на продажу офисы не находить спроса. Но до тех пор, пока общая цена квадратного метра продолжает расти, оно остается выгодным вложением капитала. Под залог этой недвижимости можно получать новые кредиты, которые интересно использовать на приобретение другой недвижимости и так далее. Все основные игроки рынка имеют безупречную кредитную историю, банки возвращают себе вложенные средства, сотни тысяч людей получают работу - в строительстве, в управлении, в торговле недвижимостью, в тех же банках.
Возникла парадоксальная ситуация. С одной стороны, все недовольны теми или иными последствиями проводимой политики. Сотрудники риэлтерских контор страдают от автомобильных пробок по дороге на работу и сетуют на загазованность. Работники строительных корпораций возмущены ростовщическими процентами, на которых наживаются банки. Служащие банков и владельцы дорогих магазинов, где отовариваются строители, переживают по поводу разрушения исторических зданий. Всем не хватает денег, даже процветающему среднему классу. Но в то же самое время именно эта система обеспечивает им всем благополучное существование, все включены в ее финансовые циклы, живут за счет средств, нагнетаемых в столичных «пирамидах».
Другое дело, что бурный рост цен и бесконтрольное наращивание заведомо неэффективных проектов ведет к обрушению всей структуры. Нынешняя осень, похоже, является переломной. Никакими новыми кредитами и инвестициями в очередные проекты уже невозможно покрыть растущий кассовый разрыв компаний. В Америке спад экономики начался с краха рынка недвижимости, за которым последовали развал банковского сектора и банкротства строительных фирм. По той же схеме развивались события в Испании. Не исключено, что в России именно крушение столичной финансовой пирамиды станет спусковым механизмом кризиса. К началу осени 2008 года рынок уже находился в состоянии стагнации, банкам не хватало денег, а риэлторские конторы задыхались без клиентов. Некоторые были на грани банкротства.
Пострадают не только ненавистные народу чиновники и богатеи, наживающиеся на разрушении города. Вернее, они как раз пострадают меньше всех. Что такое для миллиардера потеря нескольких десятков миллионов долларов? Так, мелкая неприятность. Совсем иначе почувствуют себя работники банков, строительных компаний, риэлторских контор и множества других организаций, оказавшиеся на улицах.
Впрочем, не исключено, что именно обрушение рынка спасет Москву от куда более серьезных техногенных и экологических катастроф, которые готовит ей нынешняя градостроительная практика. Это, по крайней мере, на некоторое время остановит безудержную гонку за прибылью, сметающую все на своем пути.
В любом случае, грандиозным постройкам нынешнего десятилетия заведомо уготована та же судьба, что и уничтоженным за последнее время районам старой Москвы. Они будут снесены, причем, скорее всего, довольно скоро. Дело не только в том, что многие из них так и останутся незавершенными, превратившись в руины уже на фазе строительства. И даже не в том, что рано или поздно появится в столице новый градоначальник, который - кто бы он ни был - начнет проводить собственную программу реконструкции города. Здания и монументы, возведенные в эпоху нефтедолларов, в большинстве своем не просто уродливы, но и сделаны из сомнительных материалов, поставлены бессистемно и не соответствуют геологическим условиям местности. Потому любая более или менее масштабная программа реконструкции и модернизации столицы столкнется с необходимостью их убрать.
Разрушение небоскреба, кстати, очень яркое зрелище.
Даже если нынешнее руководство столицы сохранит свои посты на ближайшие десять, двадцать или, дай им Бог здоровья, сорок лет, судьба постсоветской архитектуры будет незавидной. Город, так или иначе, придется восстанавливать.
И лучше, чтобы расчищать пришлось развалины, рухнувшие после финансовых пирамид, нежели руины реальных домов с погребенными под ними живыми людьми.
Маленькая гражданская
Черный Белый Дом. Художник Илья Глазунов
Это был странный государственный переворот, о котором все знали заранее. Ельцин умудрился еще весной 1993 года всех предупредить, что осенью разгонит парламент и сменит конституцию - кто не спрятался, он не виноват. Однако прятаться мы совершенно не собирались.
В то время я был депутатом Моссовета, одновременно работая экспертом в Федерации независимых профсоюзов России. И отвечал на те самые политические вопросы, вокруг которых все крутилось. Недели за полторы до рокового указа 1400 мы проводили в ФНПР международную конференцию. Главная забота состояла в том, чтобы успеть все закончить вовремя и дать возможность иностранным гостям покинуть столицу до того, как здесь начнут стрелять. Без эксцессов, однако, не обошлось. Москва и безо всяких государственных переворотов была в те дни местом странным и опасным. Утром, когда участников конференции нужно было заселять в гостиницу «Спутник», я обнаружил там такую картину… Предыдущей ночью в гостинице произошла перестрелка, не имевшая, разумеется, никакого отношения к политическому кризису. Какие-то бандиты с автоматами Калашникова пытались штурмовать вход в здание, кто-то из вестибюля отстреливался. Продолжалось это безобразие до тех пор, пока один из жильцов, разбуженный шумом внизу, не швырнул из окна гранату. Надоедавшая уличная пальба немедленно прекратилась, и теперь можно было, наконец, спокойно уснуть. Наутро там нашли три или четыре трупа.
Милиция вяло составляла протокол, а уборщики ликвидировали следы перестрелки, в то время как прибывающие гости регистрировались обычным порядком. В тогдашней России вовсе не обязательно было заниматься политикой, чтобы попасть под обстрел.
Между тем политический кризисстремительно приближался к куль- минации. В чем состояла суть противостояния? Как ни странно, это далеко не такой уж простой вопрос. Формально президент и парламент столкнулись в споре о границах своих конституционных полномочий. За этим стояло растущее по всей стране недовольство проводимыми неолиберальными реформами, стремительное падение жизненного уровня, разорение предприятий, умирание научных учреждений и стремительное обогащение владельцев полубандитского бизнеса. С точки зрения сторонников Кремля все дело было в сговоре коммунистов и националистов, которые пытались использовать «временные трудности» и «отдельные ошибки» для того, чтобы повернуть страну вспять. Однако, приглядевшись повнимательнее, можно было обнаружить, что в конечном счете борьба велась лишь за то, кто и как будет управлять приватизацией. «Красные директора» были возмущены разрушительной и безответственной политикой бывших комсомольских и партийных функционеров, составлявших ядро новой, формирующейся буржуазии. Они требовали своей доли, указывали на свою компетентность и взывали к социальной ответственности, вербуя себе сторонников в массах. А массы, отученные за годы советской власти от самостоятельной организации и политической борьбы, готовы были поддержать любого защитника, который избавлял их от необходимости действовать и думать самим.
Во время «кровавого октября» погибло немало демонстрантов и защитников Белого дома, где сидел отказавшийся расходиться парламент. Однако лидеры парламентской партии не слишком пострадали, а большинство из них продолжало свою политическую карьеру при новом режиме, пусть и не на первых ролях. Что же касается «директорской оппозиции», которая являлась ведущей социально-экономической силой за спиной парламента, то ее не только нельзя назвать проигравшей, но скорее следует признать выигравшей. Расстреляв Белый дом и перебив кучу народа, победоносная либеральная партия предпочла пойти на компромисс с серьезными людьми в директорских кабинетах. Приватизация была скорректирована, бывшие советские хозяйственники получили свою долю и в угоду им некоторые наиболее абсурдные и одиозные элементы реформ были ограничены (например, решили не продавать землю из-под домов и предприятий, не уничтожать полностью бесплатное образование и т. д.).
