запланированного времени немецкие бомбардировщики начали выруливать на взлётные полосы, чтобы взлететь и нанести свой удар. Немецкие истребители садились, заправлялись, пополняли боекомплект и снова взлетали на прикрытие идущих на свои цели бомбардировщиков.
Многие детали воздушных боёв на всём протяжении долгой битвы под Курском потеряны в потоках оглушающей болтовни. Но ясно, что русские продолжали использовать свой шаблон, применяя авиацию как дополнение к артиллерии для непосредственной поддержки своих войск.
Что представляется новшеством в тактике применения авиации, так это то, что русские собирали огромные группы штурмовиков для массированной атаки немецких танковых и механизированных частей, когда их уничтожение требовалось для спасения советских наземных сил.
Гитлеровцам крайне нужны были дополнительные самолёты, и особенно они нуждались в истребителях танков, которые они развили до предельно возможной степени эффективности. Старая добрая 'штука' всё ещё применялась в больших количествах, и она применялась оправдавшим себя способом, действуя, как летающий клин непосредственно перед наступающими немецкими танками. С передовых аэродромов, выдвинутых к линии фронта, немцы могли обеспечивать шесть вылетов в сутки на самолёт и пилота. Применяя бомбардировочную карусель — одна группа бомбит цель, вторая идёт домой, третья взлетает, — они делали всё для того, чтобы всегда держать свои самолёты над полем боя.
Русские делали примерно то же, хотя, кажется, красные ВВС действовали по принципу 'возьмём всё, что летает, и пошлём в бой' — неважно, насколько устали пилоты и насколько изношена материальная часть. Русские использовали авиацию точно так же, как они использовали артиллерию или пехоту на земле: пошлём всё, способное взлететь, на врага, а когда авиация необходима для немедленной помощи войскам в опасной тактической ситуации, сделаем всё, чтобы смешать немцев с землёй, невзирая на действия немецких истребителей и, следовательно, на потери.
Для немцев Курск стал первой возможностью для широкомасштабного использования их воздушных охотников за танками, и они сделали всё, что могли, благо целей в гигантском столкновении брони было предостаточно. На четвёртый день наступления южная часть германских клещей, стремящихся сомкнуться вокруг Курского выступа, продвинулась на двадцать пять миль к северу от исходных позиций. Продвижение было в своём роде небезопасным, восточный фланг Четвёртой танковой армии был опасно оголён.
Местность была прямо-таки создана для русского контрудара — раскиданные там и сям рощи давали частям Красной Армии отличное укрытие, так что, при серьёзном общем превосходстве немцев, всё ещё избегали танкового удара. К тому же немцы понесли настолько серьёзные потери в танках, что были не в состоянии обеспечить свой фланг, все танки были связаны жестокими боями. Армия обратилась к Люфтваффе за постоянной воздушной разведкой, рассчитывая на немедленное извещение об опасности и затем и на парирование угрозы, когда авиаразведка выявит её характер.
Рано утром 8 июля худшие страхи немцев стали явью. На полностью обнажённом, не прикрытом никакими войсками фланге немецкие самолёты обнаружили массу русских танков, с мощной поддержкой пехоты, пробирающуюся через густые леса. Первым русских заметил капитан Бруно Мейер, ведущий звена 'хеншелей Hs-129', охотников за танками.
Сделанный по радио доклад Мейера вызвал немалое беспокойство у командования Четвёртой танковой армии: по мере того как он продолжал кружить над лесами, обнаруживались новые и новые танки, пока он не смог насчитать как минимум сорок подвижных крепостей, сопровождаемых 'плотными колоннами пехоты, как на средневековом батальном полотне'.
Это было критическим испытанием надежд немцев на их новые авиационные средства борьбы с танками. Это были не бомбы, а 30-мм пушки с большой начальной скоростью снаряда, созданные специально для этой цели. Мейер приказал всем 'хеншелям' из Микояновки — четыре эскадрильи по шестнадцать самолётов каждая — одновременно идти на взлёт для атаки.
Через пятнадцать минут русские войска попали под огонь первой эскадрильи. Немецкие пилоты пикировали с высоты в строгом порядке. Не было и тени русских истребителей — единственной реальной угрозы. Так долго укрывавшиеся в густых лесах русские предпочли бросить
Панцергренадеры СС обозначают свое местоположение для бомбардировщиков Люфтваффе
свои истребители в бой, а не отправлять на обычное воздушное патрулирование.
Это была идеальная ситуация, о которой немцы не могли и мечтать. Тяжело бронированные 'хеншели', игнорируя направленный на них огонь пехоты и танковых пулемётов, атаковали со всех сторон, всаживая снаряды своих пушек в мишени. Каждый проход самолёта означал четыре или пять попаданий в русский танк, и каждый самолёт, завершив атаку, разворачивался и атаковал снова.
Через секунды после первой атаки первый танк загорелся, и Мейер сообщил по радио, что за первые пять минут, прошедших с начала атаки, загорелось как минимум шесть танков и что русская бронетанковая бригада смешала свои порядки. Мейер передал по радио: истребителям — атаковать пехоту, тогда как 'хеншели' продолжали атаковать танки.
Прежде чем прошли ещё двадцать минут, истребители 'фокке-вульф FW-190' проредили скученную пехоту, нанося удары осколочными бомбами и затем делая повторные штурмовые заходы, стреляя из четырёх 20-мм пушек и двух тяжелых пулемётов каждый. Точных цифр уничтоженных русских танков не приводится, но Мейер сообщил своему командованию, что местность 'была усеяна подбитыми и горящими танками' Более того, он доложил, что уцелевшие танки бригады, с рассредоточившейся между ними пехотой, отступили назад под прикрытие густого леса. Внезапная угроза флангу Четвёртой танковой армии была сочтена ликвидированной.
В более общем масштабе, однако, роль воздушной поддержки, как оказалось, была сведена к вторичному фактору в общей картине битвы. Русские были убеждены в том, что сражения такого рода подразумевают тяжёлые потери, и не очень важно, были ли эти потери причинены германской авиацией или же танками и орудиями сухопутных сил. Если бы с одной или обеих сторон участвовало больше самолётов, воздушная поддержка рассматривалась бы в приложении к передвижению огромных армий, вцепившихся друг в друга, более явно. Но, согласно образу мыслей Жукова, самолёт не был королём битвы, именно танк, а не самолёт решал, каков будет итог под Курском.
Массовое сражение под Курском разворачивалось на двух отдельных удалённых фронтах с утра 5 июля. На севере это был Центральный фронт под командованием Рокоссовского, на юге — Воронежский фронт под командованием Ватутина. Хотя каждый из этих фронтов не может рассматриваться отдельно от всей Курской битвы, ясно, что жестокие бои на каждом из них были отдельными большими наступлениями и что эти два наступления объединятся в одно, только если немцам удастся сомкнуть свои клещи, чтобы отрезать так необходимый им Курск.
Панцергренадер готовится к новой атаке
Вскоре после 00.30 утра 5 июля немцы выдвинулись со своих оборонительных линий к русским позициям, чтобы начать операцию 'Цитадель'. На участке Тринадцатой армии немцы наносили главный удар тремя танковыми и пятью пехотными дивизиями в первой линии наступления. На острие копья находились немецкие танки и поддерживающая их мотопехота. Пока танки и пехота медленно продвигались навстречу шквальному огню русской обороны, немцы расширяли линию наступления. Они построили свои силы (9, 18 и 20-ю танковые дивизии, 6, 78, 86, 216 и 292-ю пехотные дивизии) с расчётом ударить не только по русской Тринадцатой армии, но и по соседним флангам Сорок восьмой и Семнадцатой армий.
Немцы сконцентрировали свои войска на фронте в двадцать восемь миль и, как Жуков и его штаб впоследствии выяснили, гром и ярость наступления на самом
Расчет 76-мм дивизионной пушки ЗИС-3 готовится к открытию огня
деле были отвлекающим манёвром, призванным отвлечь внимание русских от главного удара Вермахта — мощного наступления Девятой армии против Воронежского фронта Ватутина на юге. Это было, конечно, неважно в тот момент для Рокоссовского, поскольку наступление на его участке было существенной и мощной угрозой, и оно явно обладало достаточной мощью, чтобы прорвать его