– Так себе.
– Как вы думаете, мог он запомнить имена из списка?
– Некоторые – да. Но, думаю, немногие. Для него эти имена ничего не значат. Вот Конуэй – другое дело, он журналист и многих людей из списка знает.
– Да, рискованно. Подставляться нельзя. Пока эти двое живы, американцы нам покоя не дадут. Хорошо, хоть договоренность с Рашем позволяет вам не делать грязную работу самим. Спасибо и на этом. Жаль беднягу Конуэя. Если бы американцы о нем не разнюхали...
– Это моя вина.
Тендринг взглянул на комиссара спокойными, усталыми глазами.
– Да. Каждому из нас приходится нести свой крест.
Возвращаться к себе в кабинет Уиллс не стал, подозревая, что его уже ожидает там официальный запрос от Паттерсона. Вместо этого Уиллс с Керзон-стрит прямиком отправился на вокзал Ватерлоо и сел на поезд, идущий в Уокинг. Предварительно он зашел в телефон-автомат и связался с дежурным – попросил, чтобы его встретили.
Первоначально Уиллс вовсе не собирался держать слово, данное Рашу. К тому же обещание давал не лично он, а Колвин. Колвин ниже по званию, поэтому решение начальства для него – закон. Уиллс считал, что такие, как Раш, должны непременно предстать перед судом, нельзя давать им возможность уйти от ответа. Вот с Конуэем другое дело – здесь комиссар был виноват сам.
Через несколько минут после прибытия в секретную тюрьму Уиллс уже сидел за столом в камере, разделенной надвое проволочной сеткой. Вот-вот должны были привести Раша.
Раша удивил неожиданный вызов на допрос. Он считал, что допросы уже закончились. Во время последних двух бесед следователь не задал ни одного нового вопроса – лишь повторял прежние. Было ясно, что любопытство англичан иссякло. Сам Раш исходом следствия был доволен. Он ответил на все заданные вопросы, а если англичане не докопались до чего-то важного – сами виноваты. На случай, если они решат выполнить условие сделки и предоставят ему возможность совершить самоубийство, линия поведения была тщательно отработана. Но вообще-то Раш сомневался, что англичане сдержат слово. Общеизвестно, что британцы предпочитают решать все юридическим путем, а по лицу Колвина Рашу было ясно, что англичанин не понимает, зачем немец хочет застрелиться.
Войдя в комнату для допросов и увидев за столом не Колвина, а Уиллса, Раш замер на месте. Этого человека он видел впервые. Раш внимательно вгляделся в него, составил себе предварительное мнение о незнакомце, закрыл дверь и приблизился к стулу. Скорее всего, на этот раз к нему прислали какого-то клерка, незначительного сотрудника с третьестепенными вопросами.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал комиссар.
Раш остался стоять, глядя на англичанина сверху вниз. Как и Конуэй в аналогичной ситуации, он моментально понял, что оценил ранг Уиллса неправильно – голос звучал слишком начальственно.
– Садитесь, я сказал.
Раш сел и решил сразу взять быка за рога:
– Я сотрудничал с вами, ничего не утаивая. Слово сдержал. Теперь ваша очередь.
Уиллс молча посмотрел на него, после паузы сказал:
– Мы тоже сдержим свое слово.
Глаза Раша чуть-чуть дрогнули – заметить эту реакцию было почти невозможно.
– Благодарю вас.
– Есть одно условие, – сказал Уиллс. – Произойти это должно скоро.
– Сегодня? – спросил Раш.
– Немедленно.
Раш кивнул.
– У меня тоже есть одно условие. Хотя нет, не условие, а просьба.
– Если смогу, исполню. Что вам нужно? Письмо? Должен предупредить заранее, что вряд ли санкция на передачу письма будет получена.
Раш покачал головой:
– Нет, я о другом. Конечно, маловероятно, чтобы я промазал по собственным мозгам, но если такое случится, хочу попросить, чтобы меня кто-нибудь из ваших прикончил.
– Хорошо. Вы уже давали нам слово и его сдержали. Поэтому мы пойдем вам навстречу. Хотя что касается лично меня, я бы вместо пистолета лучше дал вам стул и веревку. Но раз уж вам обещали пистолет... Вы даете слово, что не используете оружие против кого-то из наших людей?
– Разумеется.
– Я все устроил, – сказал Уиллс. – Вас отведут в камеру, где лежит пистолет. С одной пулей. Дверь будет за вами закрыта, вас оставят там одного. Увы, священника не будет.
– Мне не нужен священник, – сказал Раш. Теперь наступал самый ответственный момент. – Кто будет стоять за дверью на случай, если меня понадобится добить? – Он смотрел прямо в глаза англичанину.
– Я, – твердо ответил Уиллс.
– Тогда не будем терять времени.
Раш встал, скрипнул стулом по бетонному полу, вытянулся по стойке смирно и наклонил голову:
– Спасибо за услугу.
– Я буду стоять за дверью. Сразу после выстрела войду внутрь.
Комиссар объяснил Рашу, куда ему нужно идти. Раш вышел, медленно зашагал по коридору, прислушиваясь. За ним никто не шел. Немец вошел в камеру, заглянул внутрь и увидел стол, а на столе пистолет. Как это ни странно, пистолет был немецкий – маузер. Возможно, они считают, что из английского оружия он промажет... Раш вошел в камеру, и дверь тут же захлопнулась у него за спиной.
Раш взял со стола маузер, вынул единственный патрон и тщательно осмотрел механизм, особенное внимание уделив бойку. Пистолет был хорошо вычищен и смазан, боек оказался в порядке. Раш вставил в обойму патрон, снял предохранитель и приставил ствол себе под подбородок. Интересно, подумал он, англичанин только подслушивает или еще и подсматривает?
– Вы здесь? – спросил он.
Никакого ответа. Раш повысил голос:
– Вы здесь?
– Да, – отчетливо послышалось в ответ. Англичанин стоял прямо за дверью, и слышно его было хорошо. Раш подумал, что скорее всего англичанин спрятался за кирпичную стену, хотя стальную дверь пулей все равно не прошибешь.
– Тогда слушайте, и слушайте внимательно. Есть очень важная информация, до которой вы так и не докопались.
Пауза. Потом голос спросил:
– О чем речь?
– Кое-что, чего я вам не говорил.
Нервишки не выдержали, подумал Уиллс. Мы ему дали пистолет, а он не хочет его использовать – во всяком случае, против самого себя. Уиллс взглянул на смотровое окошечко в двери и поморщился. Откроешь окошечко – рискуешь получить пулю в глаз.
– Что за информация?
– Она касается Гейдриха. Вам следовало бы больше внимания уделить Гейдриху.
– Гейдрих мертв.
– Гейдрих-то мертв, но его архив очень даже жив.
Он по-прежнему держал пистолет приставленным к подбородку. Металл уже согрелся и не холодил кожу.
– Какую ценность может представлять эта информация? – спросил Уиллс.
Ему приходилось слышать о досье, собранном Гейдрихом, – репутация у архива покойного рейхспротектора была достаточно громкая. Однако трудно представить, что три года спустя содержащиеся там сведения все еще представляли какую-то ценность.
