– Я говорю не о моральных побуждениях, а о мотивах. Стоит ему узнать, что мне позарез нужны деньги… – расстроено посмотрела она на меня.
– От кого он это узнает? – небрежно спросил я. Где-то вдалеке еле слышно прогудел поезд, но это прозвучало как сигнал тревоги.
Ганка пожала плечами.
– От вашей семьи? Но они вряд ли будут об этом болтать.
– Они об этом не знают, – процедила она сквозь зубы. – К счастью.
– Тогда от меня?
– Да.
После минуты напряженного молчания я снова потянулся к пачке смятых сигарет.
– Дайте и мне тоже, – хрипло попросила она.
Я дал и ей прикурить. Вплотную приблизившись к ее лицу, я спросил как можно мягче:
– Эта вилла принадлежит вам одной, пани Дроздова? Вы ведь собирались продавать ее без ведома матери, брата и мужа.
Она дернулась так, что едва не обожглась о пламя спички.
– Я имею право ею распоряжаться. Или вы думаете иначе?
– Я ничего не думаю. А вот что подумает поручик Павровский?
На ее лице промелькнула многозначительная усмешка.
– А ничего.
– Как это? Он что же, не спрашивал, зачем мы туда приехали?
– Спрашивал. У меня.
– И что вы ему сказали?
Ее улыбка утратила многозначительность.
– К счастью, у поручика Павровского в этой области весьма ограниченная фантазия, как у всякого мужчины, – пренебрежительно бросила она. – Мне не нужно было ему много говорить. Достаточно было намекнуть. А потом не отрицать.
– Вы оставили его в заблуждении, что мы с вами… – Я не отважился договорить. Не хотелось верить, что у нее хватило на это бесстыдства.
Но пани Дроздова особой чувствительностью не страдала.
– Для вас это имеет значение? Вам-то какая печаль? Вы ведь разведены.
– Но вы-то замужем!
– Всего лишь формально, – устало обронила она. – Такие случаи, надеюсь, вам не в новинку.
Все это походило на сон. У меня не находилось слов, чтобы высказаться насчет ее поведения.
– А вдруг поручик решит, что мы в сговоре? Такого поворота вы не боитесь? – наконец собрался я с мыслями.
– Нет.
Мне это не нравилось. Не нравилось, что меня таким образом втянули в семейный круг Дроздовых- Эзехиашей, словно какого-то незаконного члена семьи. И вообще мне это не нравилось.
Ганка поняла все по моему лицу.
– Вы будете отрицать? – с убитым видом спросила она.
– Еще не знаю.
Она впилась в меня долгим выразительным взглядом.
– Вы и не представляете, в какой обстановке я живу! – с горечью сказала она. – Материи Ольде не нужно ничего, кроме денег и состояния. Я ни в чем не могу им довериться. Они рады утопить меня в ложке воды. Мне хочется одного: бежать от всего этого, взять лишь то, что мне принадлежит. Я-то надеялась, что „вы с вашим жизненным опытом сумеете меня понять. Йозеф рассказывал, что вы…
– Йозеф слишком много говорит, – оборвал я ее. Она умолкла. Потом удрученно прошептала:
– Так, значит, вы скажете, что все неправда?
– Не люблю лгать, – уклончиво ответил я. Ее молящие глаза стали еще красноречивее.
– Вам и не понадобится лгать, – небрежно обронила она. – Меня никто не ждет. Я могу остаться.
«Бог ты мой!» – мысленно ахнул я. Меня так и обдало жаром. Ночь стояла душная, в комнатушке нечем было дышать.
Я поднялся.
– Пойдемте. Я отвезу вас домой.
Она тоже поднялась и стояла против меня, тоненькая, гибкая, полная ожидания и бог знает каких соблазнов. Я открыл ей дверь. Когда садились в машину, я сказал:
