самодеятельности. Забудь то, что видел.
— Я и сам понимаю, что влип в историю, — пробубнил Ватрас.
— Надеюсь, что все обойдется, — ободрил таможенник.
День выдался суматошным. Инцидент в ходовой рубке на время стерся с памяти, пока Ватрас носился по палубам, обеспечивая продуктами и товарами злачные места и магазины. И странную выходку цыганки он тоже не вспоминал. После обеда он взял тайм-аут и прилег отдохнуть. Дверь каюты неожиданно распахнулась, и в ее проеме, словно в портретной рамке, выявился судовой врач. В руках он держал бутылку коньяка.
— Можно войти, коллега? — странно улыбался он.
— Да, проходите, — торопливо поднялся Ватрас.
Некоторое время гость в упор, с нескрываемым любопытством и змеящейся в уголках бледноватых губ усмешкой, рассматривал парня. Потом показал глазами на бутылку.
— Выпьем по рюмочке?
Калев молча достал из шкафчика рюмки, разложил на столике гроздь винограда и пару бананов.
— Ты, наверное, думаешь, с какой целью я пожаловал? — тихо проговорил доктор.
— Ваш визит, признаться, для меня неожиданный, — по-мальчишески застенчиво пробубнил Ватрас.
Тот откупорил бутылку, плеснул в рюмки коньяк и, кивнув матросу, выпил. Хозяин каюты последовал его примеру.
— Дело в том… — начал Богданов, но не договорил, опять наполнил рюмку и, опустошив ее, неуверенным голосом продолжил. — Как бы тебе сказать… Словом, после нашей встречи у спасательной шлюпки я спустился к причалу покурить.
Ватрас кивнул головой.
— Когда вернулся в каюту, мне позвонил старший офицер Херм и попросил подняться в ходовую рубку. Там я увидел военного с собакой. Отвел его к шлюпке, откинул брезент и…
— И что же?
— Посторонние предметы исчезли, — упавшим голосом заявил доктор.
— Как исчезли? — удивился матрос.
— Кто-то их вытащил. Ты случайно никого не видел у шлюпки? — испытующе всматриваясь в парня, произнес Богданов.
— Нет, док — уверенно произнес Ватрас и задумчиво добавил. — Значит, за нами все время внимательно следил хозяин товара. Он засек, что мы обнаружили контрабанду.
— Получилось, что я всех ввел в заблуждение. Но ведь я видел эти предметы собственными глазами, — снова и снова заводил доктор, будто бредил или раздумывал вслух. От напряжения у него даже испарина выступила на лбу.
— Я могу подтвердить, — уверенно проговорил Ватрас. — Там были объемистые свертки и несколько коробок из-под сигарет.
— Вот именно! — оживился врач.
— Значит, — резюмировал Ватрас, — хозяин контрабанды учуял неладное и перепрятал товар.
— Вот-вот, — качнул головой доктор. — Но я попал в нелепую ситуацию перед нашим начальством и пришел к тебе за помощью. Подтверди, голубчик…
Он говорил спокойно, но лицо у него было напряженное и какое-то недоверчивое, как у человека, который лишь теперь отдавал себе отчет в том, что инцидент свершился и что исправить ничего уже нельзя.
— Конечно, подтвержу. Я ведь сам доложил старшему офицеру о посторонних предметах, — горячо заверил матрос.
— Вот и прекрасно, — улыбнулся доктор. Но улыбка тут же сползла с его лица, и он сипло произнес. — Хорошо, если просто контрабандный товар. А если взрывчатка?.. Мы с тобой, голубчик, можем быть на прицеле у опасных людей…
Доктор вдруг натужно, будто с грузом на плечах, поднялся, шагнул к иллюминатору и уставился на соседний пирс, заложив руки за спину.
— А что греха таить, — прервал затянувшуюся паузу Ват-рас. — Многие члены экипажа зарабатывают себе на жизнь контрабандой!
— Время сейчас смутное — на одну зарплату прожить нельзя, — согласился доктор. — Каждый промышляет, как может. От простого матроса до командиров.
— Идет молва, — заметил Ватерс, — что наши капитаны за каждое выданное ими разрешение въезда на паром чужой машины получают кучу денег зелеными?
— Дыма без огня не бывает… Превратили судно в проходной двор, — взорвался врач, но тут же остыл и тихо добавил: — Но я их не виню.
— Почему? — удивился Ватрас.
— У капитанов нет выхода! В порту — царство мафиозных кланов, которые диктуют свои условия всем, включая капитана парома. К великому сожалению, эти условия надо соблюдать, в противном случае…
— И что же в противном случае? — повторил матрос.
— Мы живем в стране, — доктор говорил медленно, как бы подбирая нужные слова, — где сегодня не действуют никакие законы и предписания, и нет никого, кто бы мог контролировать их соблюдение. Кто бы мог защитить честных капитанов от бандитов…
Он затравленно посмотрел в иллюминатор и неожиданно заспешил:
— Ладно. Я пойду. — Переступив порог каюты, он резко обернулся. — Так что, голубчик, нам с тобой надо предельную бдительность проявить и не позволить себя выбросить за борт…
У Ватраса выработалась привычка — отход парома сопровождать на открытой палубе. Его восторгала эта минута, когда гигантское корабельное тело вздрагивало и нехотя отползало от причала, оставляя кружевную пену. Натужено взревев двигателем, рокоча и кряхтя, оно медленно разворачивалось и, наконец, нацелившись носом на заморские берега, судно увеличивало скорость, наматывая на свои винты морские мили.
Старт гигантского ковчега весом в четырнадцать тысяч тонн и с полутора тысячами человеческих душ на борту вызывал у него бурю эмоций. Но сегодня он обозревал горизонт без особого восторга, ощущая необычную грусть. Он взглянул на небо. Холодный северный ветер кружил над морем взбухшие облака, которые подплывали к берегу и изрыга-лись дождем. Ему вдруг захотелось позвонить своей жене, очень захотелось. Он достал мобильный телефон и набрал номер.
— Я отчалил, дорогая — посиневшими губами, ронял он слова. — До встречи, Рут.
— Мне твой голос не нравится. Случилось что-нибудь?
— Все нормально. Просто я стою на холодном ветру.
— Я тут вздремнула немножко, и мне снилась большая вода, много-много воды, сквозь которую плыл ты. Не плыл, а вроде бы скользил, струился… К чему бы это?
— Не верь снам, — спазмы в горле перебивали ему дыхание. — Я люблю тебя, Рут.
— Я тоже тебя очень люблю и с нетерпением жду твоего возвращения.
— Пока, — прошептал он и выключил телефон.
И чем дольше он оставался наедине с собой, здесь, на открытой палубе, тем острее и неотступнее преследовала его память о жене. Неосязаемое ощущение сквозящей вокруг тревоги прошивало его душу невидимыми нитями. Такого чувства он ранее не испытывал, отправляясь в море.
Он поднял глаза к небу и беззвучно молил Бога, чтобы рейс прошел благополучно, а над ним чередовались разорванные куски грифельных облаков, неся сырость и дождь.
— Цыганке вела себя странно, — шептал он. — Она мне настроение испортила…
И когда тяжелая рука легла ему на плечо, Ватрас вздрогнул и резко обернулся — перед ним вырос судовой врач..
— Ты шепотом грехи замаливаешь, — улыбаясь, проговорил он. — Застыл, как статуя.
— Застынешь, как статуя, — горько усмехнулся матрос. — Когда на душе кошки скребут…
— Советую тебе выпить чашечку горячего кофе и что-нибудь покрепче.
— В моей каюте ваша недопитая бутылка…
