«Половецкий хан». Скажи им, чтобы не дразнили.
«Обличием ты, брат, и верно чистый половец», – подумал Захарий.
– Скажу. А сестру как зовут?
– Она – Ясыня. Она много ревет.
Федя был мальчонка разворотливый. И отвечал, и не забывал цеплять пальцем мед из берестянки, и кидал крошки хлеба курице. Она довольно квохтала, цыплята с писком бегали вокруг, тоже клевали. Ясыня ела вяленый виноград, подбирая по одной ягодке, и была чем-то похожа на цыпленка.
Во двор вошла молодая женщина. В первое мгновение показалось Захарию, что она очень похожа на Фатиму. Но нет… Правда, лицо с заметными скулами, смуглое, глаза продолговатые, волосы иссиня-черные – как у Фатимы, но непохожа… Она словно бы запнулась, остановилась посреди двора, поглядывая то на снедь, то на него. Захарий стал неловко оправдываться:
– Забрел без спросу… Смотрю, дети…
Женщина взяла на руки девочку, устало опустилась на приступок амбара.
Целуя ее в испачканную мордашку, певуче проговорила:
– Ясынька моя маленькая, головушка светлая…
Захарию почему-то казалось, что она должна говорить плохо по-русски.
Его так и подмывало заговорить с ней по-тюркски. Не утерпел, спросил:
– Ты русская?
– Мать моя была половчанкой.
Теперь Захарию стало понятно, почему у нее и у сына такое обличие, почему мальчонку дразнят половецким ханом.
– Умерла недавно моя матушка. – Лицо женщины стало горестным. – Отец еще раньше помер. Муж поплыл в низовья с товарами – убили тати[64]. Осиротели и мои деточки.
Федя уловил слово «отец», подошел к Захарию и, как Ясыня к матери, сел к нему на колени, подергал за бороду.
– Мама, это наш отец.
– Цыть, глупый! – рассердилась женщина, строго спросила у Захария: Какое у тебя дело?
– Я не по делу. Это мой дом.
– Как… твой?
– Родился тут. И отец мой тут же родился.
– А-а… Вы купили себе новый…
– Да нет. Ничего мы не покупали, не продавали. Отсюда нас с отцом на веревке увели в половецкий полон. Только что возвратился.
– Ты… ты хочешь… – Женщина встревожилась, поставила девочку на землю.
– Да нет, я не к тому. Я только посмотреть хотел. Живите. – Захарию стало неловко, будто он и в самом деле хотел отобрать родительский дом. Ну, я пойду.
Федя вцепился в него ручонками.
– Не ходи. – Оглянулся на мать, позвал на помощь:
– Не пускай его.
Захарий пожалел, что так бездумно приласкал этого маленького человека, тоскующего по крепким отцовским рукам. Подергал его за нос.
– Я буду приходить к тебе. – Это была еще одна ложь, и на душе стало худо, сказал женщине:
– Прости… По дурости моей…
– А-а, что там… Свои-то в городе есть?
– Нет. Никого нету.
– А каким делом занят?
– Пока никаким. Я же говорю: только что вернулся. Пока что дворской князя при себе держит.
– Жить-то есть где?
– Пока нет. Но я найду. Много ли мне надо?
– Ну, вот что… Желаешь – поживи с нами. Когда что сыщешь, уйдешь.
Амбар пустой, спать в нем можешь.
– Спасибо. Я останусь.
– Зови меня Анной.
Дворскому Захарий был не нужен. И он каждый день ходил на торговище.
