взяли верх, битва накатывалась на предгорья, и нукеры его караула начинали просить Тэмуджина сесть на коня. Но через какое-то время сражение перемещалось назад, оставляя на земле раненых и павших воинов.
Черный боевой туг, все время маячивший недалеко от ханского шатра, теперь то появлялся, то исчезал. Казалось, чьи-то руки держали его из последних сил. Воины Тэмуджина дрались как никогда в жизни. В душе хана росло, заполняло грудь чувство благодарности…
Перед заходом солнца сама по себе, как огонь, съевший все топливо, угасла битва. Его воины стали отходить. Никто их не преследовал. Два нукера принесли на руках Хулдара. Отважный нойон был тяжело ранен. Его глаза помутнели от боли, резко обозначились широкие скулы на бледном, как береста, лице. Тэмуджин положил на лоб Хулдара руку.
– Ты багатур, каких не знала наша земля.
– Я не смог поставить туг у шатра.
– Ты сделал больше, чем дано человеку.
– Мы победили, хан?
– Нет, Хулдар. Но мы будем живы.
Хулдар прикрыл глаза, помолчал.
– Хан, небо зовет меня… Не забудь о моих детях.
– Они не будут забыты, клянусь тебе, Хулдар!
Прискакал Джарчи, стремительно соскочил с коня, стал перед Хулдаром на колени.
– Не уберег я тебя, друг. Э-э-э-ха!
На взмыленных лошадях, потные, грязные, окровавленные, поднимались по склону, тащились мимо Тэмуджина воины. Проехал Хасар. Не подвернул, даже не взглянул на него. От огненной накидки остались клочья, позолоченный шлем блестел вызывающе ярко. Возле Тэмуджина собрались нойоны.
– Я не вижу Боорчу. Где он?
Нукеры караула побежали разыскивать Боорчу. Его нигде не было.
Тэмуджин долго смотрел на оставленное поле брани. Везде лежали люди и кони. Казалось, безмерная усталость свалила их на горячую землю. О Боорчу, Боорчу! Тяжело поднялся, вдел ногу в стремя. Нукеры помогли ему сесть в седло.
– Нойоны, мы сделали одну половину дела. Нам надо уходить.
Нойоны ответили ему тяжелым вздохом.
– Я знаю, люди едва держатся на ногах и спотыкаются кони. Но надо уходить.
Шли всю ночь, подымаясь в горы. На рассвете Тэмуджин дал воинам короткий отдых. Попадали в траву кто где стоял. От храпа сотен людей задрожали листья деревьев. Тэмуджин не мог уснуть. То ложился, то вставал и ходил, перешагивая через спящих.
Утро снова было жарким. Но здесь, высоко в горах, среди редких сосен, ильмов и вязов, все время тянул ветерок, нес легкую прохладу.
Среди спящих воинов пробирался всадник на низенькой неоседланной лошади. Его ноги почти касались земли. Тэмуджин вгляделся в лицо с огромным синяком под правым глазом и быстро пошел навстречу.
– Друг Боорчу! Жив!
– Жив, хан Тэмуджин! – Боорчу слез с лошади. – И даже добычу захватил – этого богатырского коня.
Они сели под сосной. Половина лица Боорчу распухла, правый глаз заплыл, но левый смешливо щурился.
– Ты где был?
– Отдыхал. Там, в сражении, какой-то дурак хотел рубануть меня мечом.
Я подставил свой. Его меч повернулся плоской стороной и приложился вот сюда. – Боорчу прикоснулся к синяку. – Я сковырнулся с лошади. Из глаз искры так и сыплются. Ну, думаю, пожар будет… Когда пришел в себя, вокруг кэрэиты. А у меня ни коня, ни меча, только нож. Э-э, сказал я себе, полежи, подожди своих. И пролежал до самого вечера. Стемнело – пополз.
Наткнулся на завьюченного коня. Вьюк срезал, сел – и где шажком, где трусцой – сюда.
– Я рад, друг Боорчу, что ты жив. И без того много потерял. Печень усыхает, как подумаю, сколько воинов погублено. И это не все. Я велел Джэлмэ увести в горы мой курень. Своих жен и детей посадим на коней, все остальное придется бросить. А другие курени? Они полностью станут добычей Ван-хана. Люди, юрты, стада, табуны – все, что мы собрали за эти годы.
Друг Боорчу, мы снова будем голыми и гонимыми.
Тоскливое отчаяние нахлынуло на него. Сейчас ему казалось, что всю свою жизнь он карабкался на скалистую кручу. Думалось порой: вот она, вершина, можно остановиться, оглядеться, перевести дух, но в это самое время из-под ног вырывалась опора; обдирая бока, он скатывался вниз, хватался руками за одно, за другое, останавливался и, не давая себе отдышаться, снова лез вперед. И опять не на твердые выступы, а на осыпь ставил свои ноги.
– Хан Тэмуджин, ты перечислил не все потери. – Боорчу сорвал листок, размял его в кашицу, прилепил к синяку. – Ты недосчитаешься многих нойонов. После битвы не все пошли за тобой, а повернули коней к своим куреням. Сегодня побегут с поклоном в шатер Ван-хана. Некоторых я пробовал завернуть. Не слушают.
Тэмуджина это не удивило. Все так и должно быть. Пока широки крылья славы, под них лезут все,
