– Дак их сколько будет-то, коли сумели цельное отделение повязать?
– Ничего, справимся. А за то что помощь предложил, спасибо.
Предположения Васюкова оправдались с математической точностью: след то пропадал, затоптанный другими путниками, то вновь появлялся. Ни черта не боялись хунхузы, перли прямиком по дороге. Обнаглели дальше некуда.
Дорога привела в китайскую деревушку и, пропетляв по ней, разрезая ее на две половинки, вилась дальше. Васюков все время, сильно свесившись с седла, всматривался в дорогу, но, судя по озабоченному виду, дела обстояли плохо. Наконец, когда китайские фанзы скрылись за зарослями чахлого лесочка, он подал знак остановиться.
– Ваш бродь, похоже, в селе хунхузы.
– С чего ты взял?
– Дак пока до сельца не подошли, след все время появлялся, в селе, понятное дело, все затоптали, так что и сам черт ногу сломит. А как из села вышли – я его так и не увидел.
– А может, в селе свернули с дороги и другим путем пошли?
– Может, и так. Нужно село по кругу обойти. Понятно, что не дорога, но и хунхузов немало, должны наследить.
– Давай в обход. Фролов, предупреди, чтобы не маячили. Если бандиты в селе, то селянам нас видеть незачем.
– А может, разделимся и с двух сторон обойдем? Все быстрее будет.
– Разделяться не будем. Случись бой – на помощь друг другу не успеем. Оружие к бою изготовьте.
– Есть.
Вооружение бойцов было особой гордостью Гаврилова. Все за ту же мзду ему удалось вооружить весь свой взвод драгунскими винтовками. Мосинка всем хороша, кроме одного: больно громоздкая, драгунка тоже не карабин, но все поухватистей будет – им не в штыковую ходить, а если и воевать, то больше из секретов да по зарослям шляться, как сейчас. Кроме того, у каждого из бойцов, что приехали с ним, было еще и по револьверу: не светили, понятное дело, но при себе имели. Случись что, отбрехаться всегда можно, а в ближнем бою очень даже не помешают. Официально револьверами были вооружены только он и унтера, но и тут с нарушением – у всех наганы офицерские с самовзводом, что нижним чинам не положено, винтовки ни им, ни ему положены не были, но в наличии имелись. Опять же гранаты прихватили. К слову сказать, первое отделение было полностью из его парней, третье – обычные стражники.
Гаврилов поначалу сомневался и хотел взять второе отделение, тоже его парни, но потом передумал. Прицел на будущее, так сказать. Ему люди еще будут нужны: вон на что замахнулись, а кадры откуда брать? Вот и задумал часть увести отсюда – потом, когда с восстанием разберутся. Чай, не призывники, вольнонаемные, силком держать не станут.
Они уже почти замкнули круг, так и не обнаружив никаких следов. Вернее, следы-то были, да все больше одиночек. Если только хунхузы не разбрелись поодиночке, во что верилось с трудом. В это время заметили одного китайца – тот брел с вязанкой хвороста. Понятное дело, в лесок за дровами ходил. Направление он выдерживал строго на село – знать, домой возвращается. Вот и ладушки. Был у них один солдатик из Благовещенска, что знал китайский, – не в совершенстве, но объясниться мог вполне.
Мужичок поначалу запирался. Спрашивали, уговаривали, обещали награду, грозили. Без толку. Но Гаврилов и все остальные уже уверились, что хунхузы никуда из села не уходили. Может, и продолжат путь ночью, а может, и нет.
Вот тут-то подчиненные Семена впервые и увидели, что значит экспресс-допрос в полевых условиях. Гризли, как его и учили в свое время, постарался отстраниться, представить, что просто делает работу, – раньше помогало. Но, как видно, долгое отсутствие практики все же сказалось: едва самому не стало плохо. Живой ведь человек, да и не война идет, а перед ним не противник. Но пересилил себя. Хорошо хоть китаец запирался недолго, до инвалидности дело довести не успел. Ну и слава богу.
Однако перед подчиненными их взводный предстал совсем в ином свете, и если у кого вызывали сомнение его манеры, совсем не присущие офицерам, то этот день все расставил на свои места. Непонятно до конца – стали его бояться или просто безмерно зауважали, – но его авторитет взлетел весьма высоко.
Как выяснилось, хунхузы и впрямь сейчас находились в селе, всего их было десятка три, имелось много оружия. Что это значит, было непонятно, толком он объяснить так и не смог – крестьянин, что с него взять, но как минимум десять винтовок у них есть, а это уже немало. Русских опоили, как – китаец не знал, утверждал, что к этому не имеет никакого отношения, но, скорее всего, бандитам кто-то помогал. Ведь у кого-то они сейчас обретались. Стали спрашивать дальше.
Село есть село, так что скрыть что-либо сложно: кто-то что-то слышал или видел, сказал соседу, тот другому, пошли слухи. Вообще, деревенские слухи можно смело делить на три или четыре, но та самая четверть является правдой. Так вот, из всего потока информации, вываленной крестьянином, вытекало следующее. Хунхузы сейчас в селе и уходить не собираются, так как у них давние делишки с местным чиновником. Пленные русские также там. Как собирался чиновник обставить дело с выкупом и при этом остаться в стороне, было непонятно. От людей чиновник в настоящий момент не таился, так как теперь хунхузы были как бы уже и не бандитами, а борцами за свободу от иностранцев, стремящимися к разрушению ненавистной дороги.
Одним словом, все сводилось к тому, что нужно идти в село и брать дом чиновника штурмом. Риск, конечно, есть: пленных при штурме могут и убить, опять же можно потерять людей – как ни крути, по местным меркам, даже если у бандитов только те десять винтовок, банда вооружена до зубов. С другой стороны, могли подняться селяне и ударить в спину: русских, а уж тем более тех, кто относился к строительству железной дороги, сильно не любили. Но бросать своих не дело.
– Значит, так. Этого китайца связать. Ничего с ним не станет, потом кого пришлем, а раньше времени ему в селе делать нечего.
– Дождемся ночи, ваш бродь? – явно намекая на то, чтобы сделать все по возможности тихо, дабы селяне не поднялись, поинтересовался Фролов.
– Нет, Николай. Расположение строений нам неизвестно, местность также незнакомая, так что ночью все преимущества будут на стороне хунхузов. – Ну вот, опять нормальный человек – и не скажешь, что еще недавно хладнокровно кромсал живого китайца, а продолжай тот упираться – порезал бы на ремни, отчего- то в этом никто не сомневался. – Тимохин, – обратился он к унтеру, командиру третьего отделения, – ты со своими людьми обойдешь усадьбу с тыла, и чтобы ни одна гнида не ушла.
– Дак как же, ваш бродь? Там их три десятка, да хозяин, да холопы, а вас только одиннадцать.
– С этим мы разберемся. Тебе задача твоего отделения ясна?
– Так точно.
– Иди занимайся. Фролов, отделение для постановки задачи. – И когда все собрались вокруг командира, продолжил, уже понизив голос, – незачем остальным слышать: – Значит, так. Работаем по парам и только с наганами – в ближнем бою, да еще в помещениях, драгунки будут только мешать. Прежде чем войти в помещение, забрасываете туда гранату.
– А если наши?
– Не будет там наших. Их держат в каком-нибудь подвале, иначе и быть не может, потому что они не должны видеть ничего, чтобы потом не выдать чинушу.
– А если китаец врет?
– Сомневаюсь. Местные власти уже плотно увязались с бандитами и бунтовщиками, так что уверен, что все правда. Просто вокруг все еще много русских войск, вот и скрытничает. Дальше. Входим все со стороны улицы через забор и ворота, бьем всех подряд, за спиной не оставлять никого, если начнут отступать, то ринутся на задний двор и дальше в поле, – а там парни их встретят. И запомните: там только противник, никаких сомнений, увидел – убил, баба, мужик – без разницы.
– Да как же так-то?
– А вот так, Васюков, – отрезал Гаврилов. – В спину и баба стрельнуть сможет или нож сунуть, а вы мне нужны живые и здоровые. Вопросы?
– Понятно все, Семен Андреевич, – за всех ответил Фролов. А чего непонятного, все сказано.
Гаврилов испытывал двоякое чувство: с одной стороны, не дело вот так, без подготовки, ломиться
