называемого «незначительного» повреждения для подводной лодки не существует, в особенности при столкновении. Управляя лодкой, хороший офицер-подводник всегда стремится провести свой корабль как можно дальше от любого объекта в море, с которым можно столкнуться.
В эту тихую спокойную ночь я не мог не задуматься над тем, что выполнение задания в Арктике потребует от нас совершенно противоположных действий. Нам было приказано изучить возможность всплытия в разводьях и полыньях, которые мы надеялись обнаружить в центральной части ледяного покрова Арктики. Вместо того чтобы обходить препятствия на возможно большем расстоянии, мы должны будем сознательно приближаться к ним. Вместо привычного измерения безопасных расстояний в милях мы должны будем измерять их в метрах. Нам, безусловно, потребуется более тщательная оценка обстановки, более точный глазомерный расчет, более осторожное маневрирование. Сможем ли мы изучить все и действовать настолько умело, чтобы успешно выполнить задание и возвратиться без повреждений и жертв? Теперь, когда мы находились на пути в Северный Ледовитый океан, у меня уже не было той непоколебимой уверенности в успехе, какую я испытывал несколько месяцев назад.
Готовясь сойти с мостика вниз, я приказал Дейву:
— Когда дойдете до пятидесятипятиметровой изобаты, погружайтесь и возьмите курс к мели Нантакет; скорость шестнадцать узлов.
Глубина вскоре позволит «Скейту» погрузиться под воду и идти со скоростью шестнадцать узлов, расходуя при этом меньше энергии, чем на четырнадцатиузловой скорости в надводном положении. Потом мы пройдем южнее хорошо известного морякам плавучего маяка на мели Нантакет — последнего маяка на пути из Америки в Европу и в пункты, расположенные на севере.
Я спустился на нижний мостик, где находится водонепроницаемый рубочный люк, ведущий внутрь лодки. Откинутая тяжелая крышка люка, похожая на дверь в хранилище банка, тускло блестела от падающего на нее из лодки слабого света. Люк и его тяжелая крышка всегда напоминали мне об изолированном, имеющем все необходимое для жизни и борьбы мире внутри подводной лодки. Через иллюминаторы на нижнем мостике были видны спокойные, освещенные лунным светом воды Атлантики.
Спустившись по длинному трапу, прикрепленному к внутренней стороне узкой водонепроницаемой стальной шахты, я оказался в середине центрального поста лодки. На боевых постах, у расположенных в этом отсеке приборов и механизмов, маячили едва различимые в слабом свете фигуры вахтенных старшин и матросов. В ночное время это помещение освещается лишь несколькими красными лампочками, так как яркий свет ослепляет выходящих на мостик и на несколько минут лишает их способности различать предметы в темноте. Освещаемые мрачным неестественным светом, зловеще поблескивали своей сталью два перископа.
Вахтенный рулевой то и дело бросает взгляд на находящийся перед ним слабо освещенный репитер гирокомпаса, он перекладывает руль и удерживает лодку на курсе, не представляя себе фактической обстановки на поверхности и полностью полагаясь на оценку находящегося на мостике вахтенного офицера. В нескольких шагах позади рулевого виден резко очерченный на фоне флуоресцирующего экрана радиолокатора силуэт вахтенного радиометриста. Следя за обнаруженной «надводной целью» — торговым судном, он убеждается, что оно расходится с нами на расстоянии почти трех миль к югу. Медленно двигающаяся по экрану светящаяся точка дает представление о курсе, которым следует это судно. Другие точки показывают расположение относительно нас находящихся в этом районе океана более отдаленных судов и кораблей.
В который уже раз при переходе с мостика в центральный пост я поражался огромной разнице, существующей между атмосферой открытого мостика и в высшей степени искусственной атмосферой внутри лодки. Находясь под водой, фактически ничего не видя собственными глазами и не имея возможности оценить обстановку на основании визуального наблюдения, мы все же уверенно ведем свой корабль и можем даже точно определить место и курс других кораблей и расстояние до них. В таких условиях нам предстоит провести целые дни, недели, а может быть, и месяцы. При плавании в обширных подводных просторах океана мы должны будем полагаться в выборе своего курса на электронные глаза, уши и нервы наших умных приборов.
Инстинктивно отмеряя шаги, я прошел по затемненному узкому коридору к офицерским жилым помещениям и вошел в маленькую, похожую на кубик каюту командира лодки.
Откидная койка, небольшая книжная полка над ней, маленький столик, стул, убирающийся в выемку в переборке, умывальник (как в пульмановском вагоне), крошечный гардероб, внутренний телефон, прикрепленные к переборке репитеры гирокомпаса и глубомера — вот и все убранство этого спартанского жилища, в котором мне предстояло провести немало часов. Тем не менее в условиях подводной лодки это жилище можно было назвать роскошным. Каюта командира — это единственное место на лодке, которое дает возможность хотя бы видимого уединения. Когда я был впервые назначен командиром обычной (значительно менее комфортабельной) подводной лодки «Триггер», я долго не мог привыкнуть к тому, что располагаю отдельной каютой.
Присев за стол, я записал в журнал указания вахтенному офицеру на ночь, повторив в них распоряжение перейти на подводное положение по достижении пятидесятипятиметровой изобаты. Перечислив ориентировочные курсы следования и подчеркнув необходимость расходиться с встречными кораблями на безопасном расстоянии, я отправил журнал в центральный пост, переоделся в пижаму и лег отдыхать.
Едва я задремал, как раздался телефонный звонок. Дейв доложил, что он изменяет курс, чтобы разойтись еще с одним судном, идущим в направлении Нью-Йорка. Приняв доклад, я спокойно повернулся на другой бок и заснул. Командир лодки вполне может себе это позволить, если у него такой вахтенный офицер, как Дейв Бойд.
Вскоре меня разбудили сигналы ревуна, означавшие приказание вахтенного офицера «По местам стоять, к погружению». Подчиняясь командам Дейва, имея небольшой дифферент на нос, «Скейт» медленно уходил под воду. Глубина была невелика, поэтому, погружаясь, Дейв, как и следовало ожидать, проявлял необходимую осторожность. Я почувствовал, как лодка начала выравниваться и стала на ровный киль. Знакомый нарастающий гул двигателей говорил о том, что Дейв увеличил скорость хода.
По установившемуся обычаю утром следующего дня я обошел корабль, заглянув во все его уголки от носа до кормы и повидав почти каждого члена экипажа. Такие обходы были очень полезны. Я узнавал, как работают механизмы и приборы, какие затруднения возникли или могут возникнуть у матросов, старшин и офицеров, и, самое главное, это давало мне возможность определить моральное состояние экипажа. Я не знаю лучшего способа, который позволил бы командиру быть постоянно в курсе дел своего корабля.
С тех пор как я начал плавать на подводной лодке «Скейт», многие спрашивают меня, как люди чувствуют себя на атомной подводной лодке в море. Я всегда затрудняюсь ответить на этот вопрос, потому что очень уж о многом можно было бы рассказать. Но мне кажется, что самой яркой отличительной чертой, по сравнению с плаванием на любом другом корабле, является абсолютная независимость от состояния поверхности моря.
Вековым проклятием мореплавателей является чувство тошноты, вызываемое качкой корабля на морской волне. Все моряки (особенно военные) склонны отрицать влияние на них качки; многие предпочитают так или иначе подавить чувство тошноты и создать видимость неподверженности этой «слабости». Тем не менее остается фактом, что от качки страдают все. Даже тот, кто плавает всю свою жизнь и давно уже не «травит», испытывает неприятное ощущение и утомление, независимо от состояния моря. Англичане называют это состояние выразительным термином «морская усталость». Лучше, чем подводники, плавающие на обычных подводных лодках, никто не знает, что такое морская усталость. Плавание на таком маленьком, но глубоко сидящем в воде корабле поистине мучительно в штормовых условиях и очень неприятно при любом состоянии моря. Обычные лодки, вынужденные оставаться в надводном или позиционном положении, для того чтобы обеспечить доступ воздуха к дизельным двигателям, всегда подвержены влиянию волнения на поверхности моря.
Но такая подводная лодка, как «Скейт», позволила, наконец, одержать победу в борьбе с традиционной морской усталостью. Турбины нашего корабля получают энергию от источника, который не нуждается ни в кислороде, ни в каком-либо другом составном элементе атмосферы. Идя день за днем на глубине около девяноста метров, мы почти не ощущаем движения. О том, что корабль движется,
