– Вы, товарищ Греков, можно сказать, и не нужны мне, потому что помощи мне от вас все равно не будет, но пожаловаться кому-то все-таки надо. – Поднимая от раколовки глаза, он указал в конец улицы. – Вы этот дом на углу видите?
– Под камышом?
– Под чаканом. Это мой дом.
– А вы разве не переселились еще?
Греков знал, что из станицы, которая хоть и не была под угрозой затопления, но оказалась под самой плотиной, жители уже два года как переселились на новое место.
– Но садок-то там еще родимый, – ответил казак. – А она рубит.
– Кто?
– Только вчера приехала к мужу из Москвы и уже яблони рубит.
– Зачем?
– Хочет эту… – казак поставил на раколовку обе ладони рядом, – аллею сделать.
Теперь Греков уже вспомнил, что к главному инженеру правобережного района Клепикову приехала из Москвы жена и почему-то решила поселиться не на правом берегу, где их давно ожидал коттедж, а в центральном поселке.
– А яблоки уже с детский кулачок, – добавил казак.
– Хорошо, я скажу коменданту, – вставая с лавки, пообещал Греков.
К тому времени и раколовку казак уже доплел. Запрятав конец последнего прутика, он поставил ее на лавку.
– А это вашему Алеше. Из него должен добрый рыбак выйти. – Он указал на сверкающее ниже плотины плечо Дона. – Целыми днями со своим дружком с удочками сидят. – И вдруг испуганно пояснил: – Вы не подумайте, что я вас задобрить хочу, мне тут все равно скучновато было вас дожидаться.
В эту минуту в калитке показался вооруженный удочками Алеша.
– Стефан Федорович, миленький!
Он взял глянцевито-зеленую раколовку и прижал ее к груди. Казак, улыбаясь, смотрел на него…
С главным инженером правобережного района Клепиковым Греков сидел за одним столиком на летучке у Автономова и потом через полчаса вместе вышел из управления.
– Вас, Кузьма Константинович, можно поздравить с окончанием холостяцкой жизни, – сказал ему Греков.
– Ну да, ну да! – думая о чем-то своем, рассеянно отвечал Клепиков.
– Надеюсь, вашей жене понравился ваш коттедж.
Тут же Греков и пожалел о своих словах. Инженер Клепиков, этот грозный для своих подчиненных человек и один из тех гидростроителей, чьим мнением дорожил сам Автономов, вдруг затравленно взглянул на него снизу вверх, как мальчишка побагровел и, опустив голову, быстро пошел вперед, обходя Грекова. В раскаянии Греков окликнул его:
– Кузьма Константинович!
Но тот не оглянулся. Маленький и тщедушный, он подпрыгивающей походкой почти бегом удалялся по той самой улице, в конце которой среди других чакановых крыш виднелась крыша старого казачьего куреня, облюбованного его только что приехавшей из Москвы супругой.
16
Он открыл калитку во двор, когда сражение ее за свои права с бывшим владельцем старого яблоневого сада вступило в решающую фазу. Лилия Андреевна, его супруга, в решительной позе стояла у большой яблони с топориком в руке, спрашивая у бывшего хозяина этого сада, который загораживал от нее яблоню:
– Разве вам не уплачено за каждую фруктовую единицу?
– Чего? – переспрашивал он, растопыривая руки, стараясь и не прикоснуться к ней, и не допустить до яблони.
– Я, кажется, по-русски говорю, что государством уже уплачено вам за каждое дерево, – отчеканила Лилия Андреевна.
Бывший хозяин сада взглянул на нее своими голубыми глазами, нос и губы у него покривились. Но он ничего не сказал, а вдруг повернулся и пошел прочь. Кузьма Константинович разминулся с ним в калитке.
Увидев мужа, Лилия Андревна ринулась к нему.
– Что за люди! В новом доме у него теперь водопровод, ванная, – она стала загибать пальцы на руке, но не договорила. Ее муж почему-то вдруг тоже скривил гримасу, очень похоже, как это только что сделал казак, и, отмахнувшись, пошел от нее в открытую дверь дома.
Но Лилия Андреевна тут же утешилась. Она давно знала и не скрывала от своих знакомых, что ее Кузьма, несмотря на весь его гидростроительный ум, человек со странностями, впрочем, присущими всем творческим людям. Поэтому его мнения по вопросам устройства семейного очага она совершенно спокойно могла не принимать во внимание. Придет время – и он еще скажет ей спасибо.
17
Не только в пойме, которую должна была затопить вода, но и по нижнюю сторону плотины люди, снимаясь с обжитых мест, переселялись на новые. Оттуда уходили перед нашествием воды, а здесь, вблизи
