Пожимая руку Грекова, гость слегка приподнялся и опять опустился в кресло, а его спутник, подняв от стола курчавую медную голову, взглянул на Грекова и опять уткнулся в свою тарелку. Разговор, прерванный приходом Грекова, возобновился.
– Да, Василий Гаврилович, вас-то и не хватало, – подтвердила Лилия Андреевна. – Может быть, хоть с вашей помощью нам удастся уговорить Степана Петровича приоткрыть краешек своего нового замысла. Вы бы хоть сказали нам, Степан Петрович, как будет называться ваш роман?
За Доброхотова ответил его рыжеволосый спутник:
– На этот раз Степан Петрович решил выступить не в жанре романа. Жизнь требует новых форм. Степан Петрович пишет киносценарий.
Лилия Андреевна обрадовалась:
– Я всегда, Степан Петрович, считала, что у вас ярко выражена драматургическая жилка.
Доброхотов наклонил голову.
– Но это еще в некотором смысле производственный секрет.
Лилия Андреевна позволила себе обидеться на выдающегося гостя:
– Из этого дома еще не вышло ни одного секрета. Гость немедленно запросил амнистию.
– Я только хотел сказать, что творческие планы могут меняться. Иногда жизнь диктует свое.
– В таком случае вы, может быть, не утаите от нас фабулу будущего фильма?
– Я могу лишь сказать, что на послевоенный экран должен наконец прийти герой. Сильная личность, – со сдержанной строгостью в голосе сказал Доброхотов.
– У меня, кажется, есть на примере такая личность, – вступая в разговор, заметил Гамзин, коротким движением оглаживая усы, как это делал Автономов. – Остается только взять и перенести на экран.
– В искусстве так не бывает: взял и перенес, – стал разъяснять ему Доброхотов. – Мы предпочитаем живописать…
– Синтетически, – подхватил и его рыжеволосый спутник.
– Но, разумеется, и прототипы не исключены, – добавил Доброхотов.
– Даже необходимы, – подтвердил спутник.
Лилия Андреевна ловила эти слова, приглашая и остальных разделить ее торжество. Все должны убедиться, что в этот вечер к ней в дом закатилась звезда первой величины. И знаменита была она не только удельным, но и физическим весом книги, принесшей ей славу, закрепленную медалью на муаровой ленте. Так как драгоценна была каждая творческая минута этой звезды, проследовала она из столицы на стройку прямо в автомобиле, прокладывающем себе путь через степи и леса трубным звуком, подобным гласу архангелов, летящих в заоблачных высях. Два шофера сменялись за рулем автомобиля, пока звезда либо дремала, либо обдумывала свою новую тему на подушках сиденья.
– В таком случае позволю себе и я набросать сюжет из жизни, – сказала Лилия Андреевна.
Доброхотов, наклоняя голову, изъявил готовность послушать. Больше всего теперь хотелось бы Лилии Андреевне, чтобы ее железобетонный Кузьма послушал, как другие оценивают в ней именно то, что он называет блажью. Играя в руке бронзовой пепельницей, исполненной мастером в виде казачьего сапожка, и поглядывая исподлобья в сторону Гамзина, она стала излагать свой сюжет.
– Он – крановщик, она – молодая казачка из станицы. Он, как говорится, от нее без ума, кажется, и она не совсем к нему равнодушна. Но есть некая причина, которая мешает осуществиться их союзу.
Спутник Доброхотова, подняв от стола лицо с лоснящимся подбородком, в который только что упиралась ножка индейки, меланхолически заметил:
– Типичный треугольник.
– Не совсем, – с улыбкой возразила Лилия Андреевна. – Представьте, есть и четвертый угол.
Спутник Доброхотова с недоумением посмотрел на нее и предпочел больше не отрываться от индейки. Его патрон задумчиво переспросил:
– Вы говорите, казачка?
– Что ни на есть потомственная! – По тону Лилии Андреевны можно было понять, что она готова поклясться в этом на той шашке, что тускло мерцала на текинском ковре. – Но теперь она передовик на стройке. – При этом она снова бросила взгляд на Гамзина. Тот скучающе отвернулся.
– Что ж, в этом есть зерно, – заверил Лилию Андреевну гость.
Она просияла:
– Уступаю его вам безвозмездно.
Он наклонил голову.
– Не преминул бы воспользоваться, но на этот раз…
Его спутник, отрываясь от индейки, пояснил:
– У Степана Петровича свой метод. Он обычно приезжает на объект с уже сложившимся сюжетом. Ему лишь необходима бывает фактура.
Доброхотов добавил:
– Антураж.
27
